ʟ̋̉̔•ʚ̀̊˺˸•ʝ̈˼˸ ʡ̊̈ͻǤʠ̋́̒˾̗̋̏̍̆«ʠ̐̌˼˿̄̍̎̄̓́̍̆̄̅̍˽̊̌̉̄̆» • Редакционная коллегия: Д.В. Гулецкий Н.А. Дорошкевич Рецензент: Андрей Сергеевич Бойко-Гагарин, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник сектора нумизматики, фалеристики, медальерики и сфрагистики Национального музея истории Украины, г. Киев. На титульном листе помещено изображение вислой печати Михаила из Давлии Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики. Том 5. Мн.: РИФТУР ПРИНТ, 2018. – 212 с., илл. ISBN 978-985-7157-77-8 Пятый выпуск сборника РЛО полностью посвящён русской сфрагистике XI–XIII вв., публикуются также византийские печати XI–XII вв. и западноевропейские суконные пломбы XIV–XVIII вв., обнаруженные на территории Древней Руси. Том будет интересен сфрагистам, нумизматам, историкам, археологам, коллекционерам и всем, кто интересуется политическим, дипломатическим и экономическим прошлым средневековой Руси. ISBN 978-985-7157-77-8 © Коллектив авторов, 2018 ʜˋˍˑˎ˃ˢʞˈ˕˓ˑ˅ˋ˚˃ʚˋ˘˃˚˩˅˃ ʠʝʓʔʟʕʏʜʗʔ ʠ̇̀̉̆̂̉̆̂̈˸̑˽̅̀́ ʞ̈˽˼̀̉̃̆˺̀˽ 5 ʓǤʑǤʒ̋̃˽̎̂̀́ǡʑǤʖ˸́˹̊Ǥ ʗǤʏǤʕ̋̂̆˺Ǥ ʗǤʏǤʕ̋̂̆˺Ǥ ʭǤʒǤʡ̀˻̋̅̎˽˺ǡʓǤʑǤʒ̋̃˽̎̂̀́Ǥ ʓǤʑǤʒ̋̃˽̎̂̀́ǡʜǤʏǤʮ̈̆̐˽˺̉̂̀́Ǥ ʓǤʑǤʒ̋̃˽̎̂̀́ǡʜǤʏǤʓ̆̈̆̐̂˽˺̀̏Ǥ ʗǤʏǤʕ̋̂̆˺Ǥ ĆċěĆēĆĊėĊǡğĒĎęėĞ ĚđĊęĘĐĎǤ 4 5 5 ʠʞʗʠʝʙʠʝʙʟʏʨʔʜʗʘ ʑʜʙ ʒʗʛ ʒʬ ʚǤ˔Ǥ ʛʗʏ ʜʏʬ ʜʛʗʢ ʜʦ ʝʜ ʝǤ˔Ǥ ʟʚʝ ʦǤˍǤ 5 ʓ̈˽˺̅˽̈̋̉̉̂̀˽̉˺̀̅̎̆˺̓˽̇̃̆̄˹̓ ̉˺̃˸̉̊̅̆́̉̀̄˺̆̃̀̂̆́ʟ̖̈̀̂̆˺̀̏˽́ǣ ̗̀̉̊̆̈̀̀̇̈̆˹̃˽̄̓̀˿̋̏˽̗̅̀ȋ̇̆˼˸̅̅̓̄ ̋̂̈˸̀̅̉̂̀̍̅˸̍̆˼̆̂̇̆̉̃˽˼̅̀̍̃˽̊Ȍ Местные жители, собирая эти пломбы на отмели Буга, выливали из них ружейные пули, привешивали их для грузил к рыболовным снарядам. Но, попавшись случайно в руки знатока старины, гр. Тышкевича, они немедленно сделались предметом научного исследования. Авенариус Н.П., 1897. С. 328 Устоят ли мои догадки, или же будут решительно опровергнуты, чужд всякой самоуверенности, я равно приму и то, и другое с почтительным уважением. Тышкевич К.П., 1865. С. 122 Древнерусские свинцовые пломбы известны науке уже более полутора столетия. В 1864 году один из жителей г. Дрогичин, ныне находящегося в составе Подляшского воеводства Республики Польша, Мечислав Амброжевский, передал двадцать экземпляров на изучение известному археологу, графу К.П. Тышкевичу. Дрогичинские находки сразу вызвали оживлённый интерес. Уже на следующий год К.П. Тышкевич, наведя справки среди коллег из Чехии и Англии, опубликовал их в обстоятельной статье. В этом же выпуске «Трудов Московского археологического общества» были напечатаны мнения зарубежных коллег графа К.П. Тышкевича о назначении загадочных памятников старины, а также заметка А.А. Котляревского, увидевшего в знаках, размещённых на пломбах, аналогии некоторым гончарным клеймам (Котляревский А.А., 1865). Сам К.П. Тышкевич и Виленская археологическая комиссия связали пломбы с жизнедеятельностью ятвягов – ассимилированного ещё в Средние века племени, в древности проживавшего в окрестностях Дрогичина. В вопросе назначения мнения учёных разошлись – если комиссия предположила наличие у ятвягов документооборота, то сам граф связывал находки с языческим культом (Тышкевич К.П., 1865. С. 119–122). В части изображений, размещённых на пломбах, виленский археолог видел даже польские гербы, но в итоге эта возможность была им отвергнута. К.П. Тышкевич выделил важный технологический маркер – часть описанных им предметов не имела отверстий для шнурка, хотя на прорисовках каждого экземпляра, которыми снабжена статья, эти отверстия показаны или, в некоторых случаях, угадываются. Выполненные на высоком худоͺͲ жественном уровне, рисунки, тем не менее, вызывают сомнения в полной достоверности, поскольку художник явно стилизовал их в духе своего времени. Версия о ятвяжском происхождении дрогичинских пломб не была впоследствии поддержана никем и быстро стала достоянием историографии. Опрошенные графом коллеги-археологи из Чехии и Англии предположили таможенное назначение исследуемых памятников. Редакцией «Трудов…» было высказано возражение об отсутствии каких бы то ни было данных о существовании в то время таможенного порядка. Затихшая в отсутствие публикаций новых находок дискуссия была возобновлена в последнее десятилетие XIX века. Существенное пополнение базы знаний о дрогичинских пломбах стало возможным после того, как в 1886 году к раскопкам детинца летописного Дрогичина приступил Н.П. Авенариус. Им было обнаружено ещё около 900 подобных артефактов, помогших учёному сделать выводы, отличающиеся безупречной точностью и на сегодняшний день. Н.П. Авенариус датировал находки XII–XIV столетиями, отнеся их ко второй части древнерусского периода истории Дрогичина, когда город входил в состав владений галичско-волынских, а затем литовских князей (Авенариус Н.П., 1890. С. 16). Археолог первым отметил наличие на пломбах большого количества букв кириллического алфавита, тем самым утвердив их русское происхождение. Мнения предшественников о возможном назначении дрогичинских находок Н.П. Авенариусом были подвергнуты жёсткой, но заслуженной критике. Он указал на методический тупик, к которому могут привести попытки поиска аналогий символики пломб среди местных и зарубежных артефактов. Учёный предложил сравнивать дрогичинские пломбы, в первую очередь, не с другими предметами, а между собой и высказал провидческую надежду, что когда-нибудь и в других местах будет найдено заметное количество памятников «малой сфрагистики», которых будет достаточно для сравнения с находками из Дрогичина (Авенариус Н.П., 1897. С. 326, 328). Н.П. Авенариус выступил категорически против экстраполяции современного ему (второй половины XIX века) значения свинцовых пломб на пломбы древнерусского периода: «Назвать их пломбами можно по способу их выделки, но назначение их было едва ли одинаковое с нашими пломбами. Наши пломбы, какие бы они не были, казённые или частные, таможенные, акцизные, торговые, фабричные и т.п., имеют одно общее назначение: они привешиваются к вещи, имеющей известную ценность или к предмету, заключающему такие вещи; они запечатывают предмет, охраняя его неприкосновенность и гарантируя права фиска или же имущественные права частного лица. (...) Юридические права на какое-либо имущество обозначались в средние века не вислыми свинцовыми или другими печатями, а клеймами. (…) Нельзя же предположить, что Дрогичин опередил всю Европу в употреблении свинцовых имущественных знаков. (…) Дрогичинские пломбы ни в коем случае не были таможенными, товарными или фабричными в нынешнем смысле слова» (Авенариус Н.П., 1897. С. 327). Исследователь также заметил, что часть пломб не имеет каналов для шнурка, а ещё некоторые выполнены необычным способом – они состояли из двух слоёв, «сложенных книжкой» (Авенариус Н.П., 1890. С. 17). Археолог привёл остроумную аналогию дрогичинских находок с западноевропейским монетным чеканом того же времени. Последний не отличался стабильностью типа, что характерно и для древнерусских пломб. Интересная мысль автора о заимствовании изобразительных типов некоторых пломб с современных им иностранных монет заслуживает отдельного рассмотрения. ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͺͳ В последнее десятилетие XIX века кроме Н.П. Авенариуса о памятниках «малой сфрагистики» писали киевляне Н.А. Леопардов, И.В. Лучицкий, К.В. Болсуновский. Первые два автора соотнесли дрогичинские находки с таможенным контролем. Н.А. Леопардов считал, что пломбы привешивались византийскими чиновниками-коммеркиариями при покупке русскими купцами тканей в Константинополе (Леопардов Н.А., 1890). И.В. Лучицкий приписывал им немецкое происхождение и связывал с ганзейской торговлей (Лучицкий И.В., 1892). Каждый из этих исследователей, нисколько не уделяя внимания классификации пломб, общими рассуждениями пытался увязать их символику с собственной теорией. Чрезвычайно ранняя (у Леопардова) и слишком поздняя (у Лучицкого) датировка пломб не нашла сочувствия у Н.П. Авенариуса, посчитавшего излишним даже возражать оппонентам. В калейдоскопе последующих лет разными авторами высказывалось множество догадок о назначении дрогичинских пломб, стали появляться и публиковаться их находки в других местах, но никому из исследователей не было под силу сделать качественный сдвиг в их изучении (Перхавко В.Б., 2006. С. 222–223). Наибольшим потенциалом для такого скачка обладал коллекционер древностей К.В. Болсуновский, на трудах которого стоит остановиться подробнее. Начало его интереса к пломбам из Дрогичина датируется 1889 годом. В нём Болсуновский начал массово скупать эти памятники старины. Коллекционер создал крупнейшее для своего времени собрание древнерусских свинцовых пломб (более 3500 штук), на которое опирался в своих исследованиях. Карл Васильевич взялся за дело с энтузиазмом. Он воспринял пломбы как своеобразные «носители правды», источники куда более непредвзятые, чем летописи. Первые пробы пера Болсуновского на тему пломб пронизаны живым интересом и надеждой, он называет предмет рассмотрения захватывающим и совершенно новым, многообещающим для выяснения общественно-экономического устройства древних славян. Учёный вторит Н.П. Авенариусу, предлагая рациональные методы изучения нового источника: сбор как можно большего количества хорошо сохранившихся экземпляров, как можно более точное их описание, разбор на типы и варианты, палеографический и иконографический анализ (Bołsunowski K., 1891. C. 148). Главнейшая из работ автора увидела свет в 1894 году. Рекордно много – почти тысяча рисунков пломб – составили основу книги киевского исследователя «Дорогичинские пломбы… (часть 1)». По мнению известного украинского сфрагиста А. Алфёрова, эта книга до настоящего дня остаётся последней масштабной работой по древнерусским свинцовым пломбам (Алфьоров О., 2011. С. 189). Но уже вскоре киевский коллекционер столкнулся с трудностями. К.В. Болсуновскому принадлежит ставшая «крылатой» (особенно в польской историографии) характеристика массива дрогичинских пломб, как «сфрагистического сфинкса». Исследователь не раз сетовал на фрагментарность, нерепрезентативность контекста дрогичинских находок. Сказалась конъюнктура эпохи – до учёного, как он полагал, не доходили данные о находках изделий из драгметаллов, в частности, монет, которые должны были сопутствовать в Дрогичине пломбам: «Об изделиях из золота и серебра ничего с определённостью сказать нельзя, поскольку они редко попадают в руки специалистов, а всё потому, что имея металлическую ценность, находят охотных покупателей прямо на месте; и так достаются ювелирам, часовщикам и прочим любителям драгметаллов. (…) Монеты, находимые в Дрогичине, разделяют судьбу другого серебра, и потому мы мало что можем о них рассказать» (Piotrowski M., 2017. С. 69). ͺʹ Со времён К.В. Болсуновского минуло столетие, и обстоятельства снова препятствуют изучению древнерусских свинцовых пломб, но уже совершенно иным образом. Интересы современных приобретателей эволюционировали с преимущественно сырьевых до антикварных. В начале XXI века изделия из драгметаллов легко находят путь в коллекции собирателей, интересующихся стариной, порой они даже публикуются. А вот пломбы зачастую остаются заброшенными и никому не нужными. Они по-прежнему не имеют адекватной классификации, что затрудняет их определение; к тому же часто выглядят довольно неприглядно. Вследствие этого их стоимость на антикварном рынке мизерна – она сопоставима с накладными расходами по обеспечению сделок между находчиками и коллекционерами и существенно уступает относительной стоимости трудозатрат по их комплексному изучению и публикации. Потому находчики, объём знаний которых, как правило, ограничивается лишь тем, что их находки древние и «дрогичинские», пренебрегают возможностью продажи пломб в руки специалистов (которых практически нет). О безвозмездной же передаче сегодня, как и сто лет назад, и вовсе говорить не приходится. Таким образом, пломбы остаются незафиксированными, теряют привязку к месту и контексту находки. На эту проблему изучения древнерусских свинцовых пломб, остро стоящую и сегодня – непридание находчиками им должного значения – с блестящей проницательностью указал Н.П. Авенариус ещё в 1897 году (Авенариус Н.П., 1897. С. 328). Вопреки ожиданиям учёного, повторно открывшего эти памятники после 25-летнего забвения, многие находки древнерусских пломб остаются незамеченными (не публикуются, складируются в дальние шуфляды и забываются, а то и вовсе выкидываются находчиками) и по настоящий день. Пожалуй, даже в XXI веке никого не удивит древнерусская пломба, использованная в качестве рыболовного грузила. Но вернёмся к трудам К.В. Болсуновского. В конечном итоге задача создания классификации дрогичинских пломб, несмотря на опору на обширное собрание, оказалась для исследователя непосильной. Его мнение о назначении рассматриваемых памятников старины менялось практически от публикации к публикации. Начав с традиционных, хоть и довольно абстрактных, размышлений о торговом предназначении пломб, исследователь со временем стал видеть в их символике польские гербы, затем – знаки церковных праздников. В поздних своих работах Карл Васильевич перешёл к рассмотрению символики пломб в категориях алхимии, медицины и астрологии (Piotrowski M., 2017. С. 30–101). Дальнейшие исследователи обходят эту часть его сфрагистических трудов красноречивым молчанием. Не сумев проникнуть вглубь изучаемого им класса памятников, исследователь отметился лишь частой сменой слабо обоснованного (в каждом из случаев) мнения о его общем назначении. В конце концов, уставший Болсуновский признал капитуляцию: «Оставляем лучшую классификацию пломб будущим исследователям этого раздела польской (sic! – Авт.) сфрагистики, особенно потому, что сейчас нам этого не позволяют исполнить ни средства, ни силы» (Piotrowski M., 2017. С. 87). Колоритная личность, отметившаяся наибольшим количеством публикаций, посвящённых пломбам, Карл Васильевич, тем не менее, мало поспособствовал их познанию, как таковых. Последователи используют, в основном, лишь иллюстрации из работ исследователя, отбрасывая его размышления; на Болсуновского ссылаются чаще всего в историографических сводках. Древнерусские свинцовые пломбы нуждались в обобщающей работе, с которой мог справиться только специалист в области сфрагистики. Следующий такой случай представился нескоро. Н.П. Лихачёву, писавшему о пломбах в 1930 году, ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͺ͵ были уже известны не только дрогичинские находки, но и ряд киевских, новгородских, тверских, рязанских (Лихачев Н.П., 2014. С. 59). Рассматривая историографию «малой сфрагистики» и возражая, прежде всего, В.К. Трутовскому, опубликовавшему незадолго до него рязанские находки, маститый сфрагист делает ряд метких замечаний: о невнимании К.В. Болсуновского, издавшего на тот момент наибольшее количество экземпляров пломб, к их классификации; о несистемности сбора и публикации информации о пломбах; о значительном количестве одноматричных экземпляров, которым никто не уделил должного внимания; о преимущественной легковесности дрогичинских находок по сравнению с киевскими и новгородскими (Лихачев Н.П., 2014. С. 65–66, 80). Однако историческая конъюнктура, обстоятельства времени, иным образом повлияли на судьбу изучения пломб и Н.П. Лихачёвым. В том же самом году сфрагистические знания автора оказались никому не нужными, принесёнными в жертву политическому тренду эпохи сталинизма. Лихачёв был арестован по «Академическому делу». Готовившийся им «Сфрагистический альбом», который должен был проиллюстрировать значительное количество артефактов, не издан и поныне. Учёный успел подготовить публикацию ряда новгородских находок, аналоги которых широко известны и в публикациях современных (см., например, Лихачев Н.П., 2014. Рис. 70). И всё-таки огромное превосходство числа надбужских экземпляров, характерное для его времени, не позволило Николаю Петровичу сделать вывод о разном времени и контексте возникновения пломб Дрогичина и Новгорода, объединённых достаточной морфологической общностью, и решительно отделить рассмотрение одних от других. Древнерусские свинцовые пломбы, будь то западного, южного или северного происхождения, продолжали рассматриваться в виде некоего аморфного массива, поддававшегося лишь самой общей, широкой датировке и классификации. Такой упрощённый подход, свойственный археологическим сводкам (см. об этом Piotrowski M., 2017. С. 29–30), материализовался, например, в таблице княжеских знаков-тамг, встреченных исследователем на дрогичинских пломбах (Лихачев Н.П., 2014. Рис. 72). Таблица бесполезна сама по себе, без попытки установления исторического контекста, смысла и последовательности появления «княжеских пятен». Обобщая свои размышления, учёный останавливается на торговом назначении дрогичинских пломб, но избегает точного ответа на вопрос, как именно они функционировали. Таким образом, к началу Второй мировой войны тенденции в изучении древнерусских свинцовых пломб находились в сильнейшей зависимости от места их первого и почти эксклюзивного обнаружения – Дрогичина, в конечном итоге оказавшегося в составе Польши. Это обусловило то, что древнерусским свинцовым пломбам, а, главным образом, дрогичинским находкам, традиционно уделяется значительное внимание и в польской историографии. Основы польскоязычного «пломбоведения» были заложены ещё Карлом Васильевичем Болсуновским. Уже в послевоенные годы в Польской Народной Республике возобновились археологические исследования Дрогичина. Проводившая их К. Мусянович несколько раз обращалась к теме свинцовых пломб. Она отмечала полное отсутствие в Дрогичине находок европейских монет XI–XIII вв., при том, что город удивительным образом подходил на роль «свинцовой столицы» древней Руси. Крестики, пуговицы, броши и просто куски необработанного металла были здесь обнаружены в большом количестве. По мнению польских авторов, свинец поступал в Дрогичин из владимирско-булгарского пограничья посредством Киева (Musianowicz K., 1957. С. 296–297). 84 Годом ранее вышла работа Т. Левицкого, в которой польский учёный впервые связал дрогичинские пломбы с механизмом функционирования древнерусских меховых денег-кун (Lewicki T., 1956). Он опёрся в этом на труд арабского путешественника Абу Хамида «Ясное изложение некоторых чудес Магриба», который долгое время считался утраченным. В начале 1950-х он был найден в Мадриде и опубликован на испанском языке в 1953 году. В конце того же десятилетия, вскоре после выхода работы Т. Левицкого, сведения Абу Хамида стали достоянием уже советской историографии (Монгайт А.Л., 1959), а ещё спустя десять с лишним лет «Ясное изложение…» дождалось полного издания на русском языке (Путешествие Абу Хамида, 1971). К. Мусянович, возражая мнению Т. Левицкого, предложила свою гипотезу о назначении дрогичинских пломб. В её устах «товарная версия», пожалуй, впервые прозвучала обоснованно. По мнению исследовательницы, русские пломбы из Дрогичина, как и более поздние (XV–XVII вв.) западноевропейские пломбы, привешивались к товарам. Разница состояла в том, что помещаемые на русские пломбы знаки принадлежали князьям, а также боярам и купцам (последним двум категориям относились знаки «некняжеской формы» и буквы). Ими они помечали товары, предназначенные для экспорта. Экспедировали товары не сами их владельцы, следовательно, знаки были нужны для идентификации имущества каждого из дольщиков. Приблизительную аналогию здесь представляет обычай пометки платёжных слитков граффити при передаче их в пользование посредникам или уполномоченным. В Дрогичине, по мнению К. Мусянович, товар переходил в руки западных купцов. Таким образом, русские знаки собственности становились ненужными, срывались, выбрасывались или поступали на переработку в кузнечные мастерские. Подляшский Дрогичин и по сей день удерживает первенство по количеству опубликованных пломб, фиксируются новые находки и в других местах давнего русско-польского пограничья. В последнее десятилетие они регулярно вводятся в научный оборот, публикуются также экземпляры, хранящиеся в польских музеях (см., например, Pawlata L., 2010; Liwoch R., 2013; Wołoszyn M., Florkiewicz I., Garbacz-Klempka A., 2016). Памятники русской «малой сфрагистики» открываются и в летописных «червенских городах» – современных Чермно и Грудке. В первом из них число обнаруженных пломб достигло уже тысячи (Wołoszyn M., Florkiewicz I., Garbacz-Klempka A., 2016. С. 259). Польские авторы особо подчёркивают, что находки подобных предметов идут только с территорий, входивших в состав Руси (Liwoch R., 2013. С. 238). Задача создания адекватной классификации древнерусских пломб легла на плечи советской и российской исторической науки, однако ей в послевоенное время не удалось особенно продвинуться в этом направлении. Вплоть до конца XX столетия памятники «малой сфрагистики» продолжали изучаться, в основном, по старым собраниям (К.В. Болсуновского, Н.П. Лихачёва) и восприниматься аморфным массивом, характеризующимся, прежде всего, местом своего первого обнаружения. Так, даже общая датировка пломб была поставлена Б.Д. Ершевским в зависимость от времени первого упоминания г. Дрогичин! (Ершевский Б.Д., 1985. С. 44). Этот учёный, работавший с обширным собранием Н.П. Лихачёва (2940 экземпляров), посвятил теме свинцовых пломб несколько работ. В 1980-е годы им была издана статья с претенциозным названием «Дрогичинские пломбы. Классификация, типология, хронология», которая должна была, казалось бы, дать исчерпывающие ответы на многие вопросы. К сожалению, методология, применённая ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ 85 учёным, не позволила ему выйти за рамки общих размышлений и расплывчатых (в пределах одного-двух столетий) датировок. Абстрагированность рассмотрения «княжеских пятен» у Б.Д. Ершевского, ошибки и несоответствия с работой Н.П. Лихачёва, на коллекции которого, судя по названию, должна была базироваться его работа, сделала её непроверяемой и оттого неприменимой на практике (Белецкий С.В., 1999. C. 316, 318). В конце статьи Б.Д. Ершевский, вслед за многими своими предшественниками, не удерживается от теоретизирования о назначении так и не классифицированных им пломб. Исследователю удалось, тем не менее, одно важное замечание, не вызывающее никаких сомнений сегодня, но неочевидное в его время: «Можно сделать вывод о принципиальном различии этих двух, казалось бы, одинаковых сфрагистических памятников. Имеются все основания выделить новгородский материал в особую группу, которую нужно рассматривать вне Дрогичина, в тесной связи с памятниками новгородской актовой сфрагистики» (Ершевский Б.Д., 1985. С. 57). «Дрогичинский туман» над загадкой возникновения древнерусских свинцовых пломб начинал рассеиваться. В качестве основных отличий исследователь отметил технику изготовления пломб (новгородские находки оттиснуты на заготовках с каналом, в то время как дрогичинские – на согнутых пополам пластинах), разный размер, качество рисунка и различные изображения (Ершевский Б.Д., 1978-1. С. 242). Однако крайне неполные представления о топографии обнаружения древнерусских пломб обусловили ошибочное направление в исследованиях учёного. Новгородские находки стали представляться им присущими исключительно Новгороду, что вылилось в другую крайность – поиск их эмитентов в кругу новгородских посадников. Масла в огонь подлили заложенные В.Л. Яниным представления о принадлежности новгородским чиновникам вислых печатей с изображениями княжеских знаков, не подтвердившиеся в последующем. Уверенность в эксклюзивно новгородском происхождении рассматриваемых исследователем типов пломб кульминировала в довольно курьёзном отнесении депаспортизированного экземпляра буллы Всеволода Ольговича из коллекции Н.П. Лихачёва к новгородским находкам на основании только того, что в Новгороде встречены пломбы с подобным княжеским знаком (Ершевский Б.Д., 1978-2. С.41). Тем не менее, к несомненным заслугам исследователя следует причислить то, что он, следуя совету Н.П. Авенариуса, первым стал сравнивать пломбы друг с другом и пытаться аргументированно атрибутировать некоторые их типы. Топографическое заблуждение учёного было скорректировано позднее С.В. Белецким, констатировавшим, что пломбы с изображениями святого и креста, частые в новгородских находках, «являются сфрагистическими регалиями общерусскими, а отнюдь не локально новгородскими» (Белецкий С.В., Петренко В.П., 1994. С. 233). На древнерусские свинцовые пломбы было обращено внимание, как на вероятный ключ к княжеской символике всей домонгольской Руси (см. Ершевский Б.Д., 1985; Белецкий С.В., 1999), но этот потенциал не получилось раскрыть даже в скромном масштабе. Исследователи снова рисовали таблицы княжеских знаков, не пытаясь даже приблизительно поместить их (и их носители – пломбы) в последовательный исторический контекст, выяснить обстоятельства их бытования и смены. Не подвергался даже малейшему сомнению авторитет теории «отпятнышей», гласящей, что каждая тамга, получаемая сыном от отца, должна была снабжаться дополнительным элементом (либо элемент должен был изыматься, но разница тамг отца и сына считалась непременным условием) (см., например, Янин В.Л., 1956. С. 3; Белецкий С.В., 1999. C. 288, 292). Учёные всерьёз полага86 ли, что число княжеских знаков XII–XIII вв. должно было соответствовать числу живших в это время представителей рода Рюриковичей (Белецкий С.В., 1999. C. 291–292). Идентичность тамги на печати и пломбе считалась признаком их одновременности (Ершевский Б.Д., 1978-2. С.51). Эти ошибочные посылки предопределили трудности в изучении знаков Рюриковичей во второй половине XX века, фактически парализовав его. Так, С.В. Белецким были предприняты лишь несколько атрибуций тамг в рамках целого XII столетия, несмотря на обилие зафиксированных им их видов (Белецкий С.В., 1999. C. 326–327; Рис. 36). При этом они были сделаны не на заведомо официальном сфрагистическом материале, а на основании рисунков на каменном грузиле и клейм на плинфе. Зыбкость таких отнесений очевидна уже по одному примеру колоколовидных княжеских знаков на камнях из Боголюбова и Владимира, на которых строились теории, опровергнутые находкой подобного же знака в Смоленске (см., например, здесь же у: Белецкий С.В., 1999. C. 326–327). В случае с грузилом и плинфой каждый из предметов, привлекаемых к атрибуции, содержал по два разных знака, оставляя сколь угодно широким спектр возможных мотиваций для их нанесения. Большое внимание пломбам уделено в книге В.Б. Перхавко «Торговый мир средневековой Руси», где им посвящена целая глава (Перхавко В.Б., 2006. С. 219– 274). Её открывает основательная историографическая сводка. Затем учёный снова поднимает ряд важных вопросов, на которые его предшественниками так и не были даны обстоятельные ответы. Глубоко проанализировав все доступные на тот момент публикации, учёный приходит к весьма вероятному выводу о полифункциональном характере пломб (Перхавко В.Б., 2006. С. 255). Усилиями В.Б. Перхавко было начато картографирование находок памятников «малой сфрагистики». К сожалению, оно сразу же обнажило основную проблему – нехватку информации. Археологи-профессионалы оказались не в силах (или недостаточно мотивированы), чтобы собирать и обрабатывать находки самостоятельно, без привлечения к работе краеведов-энтузиастов и коллекционеров. В конце главы учёный очередной раз призвал исследователей древнерусских свинцовых пломб объединить усилия на пути к составлению детальной их классификации. С наступлением эпохи металлодетекторов древнерусские свинцовые пломбы наконец-то получили шанс выйти из узколокального «гетто» (Wołoszyn M., Florkiewicz I., Garbacz-Klempka A., 2016. С. 261) – будь то дрогичинского или новгородского. Всё чаще стали появляться сведения об их находках в самых различных частях древней Руси – Смоленске, Старой Ладоге, Белоозере, Дубне, Друцке, Брянской области, Западной Украине (Малозёмов Ю.П., 2014; Олейников О.М., 2014; Петров Ф.Н., Пантелеева Л.В., 2014; Галанов В.И., 2015; Кирпичников А.Н., Белецкий С.В., 2015; Гулецкий Д.В., 2016; Гулецкий Д.В., 2017-1; Боркевич Г.С., Ярошевский Н.А., 2017; Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017). Нередко находки памятников «малой сфрагистики» фиксируются вдалеке от торговых путей и крупных городов (Алфьоров О., 2011. С. 198). Гипотеза польского учёного Т. Левицкого о скреплении с помощью древнерусских свинцовых пломб меховых денег стала к настоящему времени превалирующей. Подхваченная и развитая А.Л. Монгайтом, впоследствии она была косвенно поддержана В.Л. Яниным (Янин В.Л., 1970. С. 11), а А.В. Назаренко назвал её «прочным достоянием историографии» (Назаренко А.В., 1996. С. 65). В конце XX – начале XXI в. тезис об обращении в древней Руси «меховых ассигнаций», скреплённых свинцовыми пломбами, стал практически общим местом в работах видных российских учёных (Белецкий С.В., Петренко В.П., 1994. С. 233–234; Перхавко В. Б., 2006. С. 186, 191; Гиппиус А.А., 2017; Стефанович П.С., 2017). ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ 87 Пожалуй, единственным современным исследователем, явно оспорившим объективность сообщения Абу Хамида о меховых деньгах, стал украинский сфрагист А. Алфёров. Реанимируя в какой-то мере точку зрения Н.А. Леопардова, но немного переосмыслив её, учёный связал возникновение традиции древнерусских пломб с примером византийских коммеркиариев. Проставление пломб, по мнению исследователя, будучи «одним из этапов сложного процесса налогообложения», производилось «чиновниками, опломбировавшими товары на княжеских таможнях» (Алфьоров О., 2011. С. 191–194). К сожалению, это заключение относилось огулом ко всему массиву пломб. Оно было сделано без предварительного создания классификации, учёта территориального или временного их разделения. При этом учёный не только признал возможность существования меховых денег на внутреннем рынке, но и не сомневался в отождествлении «кусочка чёрного свинца» Абу Хамида с древнерусскими свинцовыми пломбами. Его сомнения насчёт нумизматической функции пломб коснулись двух аспектов. Во-первых, упомянутое Абу Хамидом «изображение царя», хотя и было верно трактовано А. Алфёровым как «изображение патрона князя», смутило исследователя, поскольку, по его мнению, встречается на пломбах крайне редко. Как мы увидим далее, такой тип рисунка присутствует почти на каждом образце пломбы не только в середине XII века, но и в целом, с момента начала их использования и до конца XII века (что составляет в сумме около 150 лет). Сам исследователь датировал наибольшую группу таких памятников (в которой изображение святого комбинируется с процветшим крестом) концом XI – первой половиной XII в. (Алфьоров О., 2011. С. 193). Второе опасение А. Алфёрова касалось времени приезда ал-Гарнати на Русь – времени начала распада киевского государства Рюриковичей, растущей политической децентрализации. Однако констатации факта политического разлада без углубленного изучения возможности (или невозможности) функционирования института меховых денег в этих условиях явно недостаточно. Данные письменных источников (Русская Правда, берестяные грамоты) неоспоримо свидетельствуют о том, что этот институт возник во время как раз наибольшей стабильности – в правление Ярослава Мудрого (вероятно, поздний его период), а в результате междоусобиц, в 1160-е, претерпел первую существенную трансформацию (Гулецкий Д.В., 2017-2. С. 44–45). Важным шагом в задаче изучения типов древнерусских свинцовых пломб стала публикация И.А. Жукова «Меховые и кожаные деньги Киевской Руси» (Жуков И.А., 2016-1). В ней исследователь разделил весь массив пломб на основные иконографические типы (правильнее было бы их назвать группами типов), предложил достаточно узкую датировку каждого из них. Московский сфрагист осуществил также ряд конкретных атрибуций типов пломб. Все они основываются на стилистических аналогиях с ранее определёнными вислыми печатями исторических персоналий, а также на наблюдениях автора над тенденциями развития сфрагистических типов и топографией находок. В большинстве случаев (хоть и не во всех) с определениями опытного московского сфрагиста-практика в этой статье можно согласиться. На основании датировки археологических слоёв, а также наблюдений над эволюцией сфрагистического типа стало уточняться время бытования памятников «малой сфрагистики». По сравнению со временами Н.П. Авенариуса, ранняя граница была удревлена и сдвинута на XI столетие (впрочем, российский археолог исследовал исключительно дрогичинские находки, и в этом его выводы оста88 ются безукоризненными). Общая датировка сегодня находится в твёрдо установленных границах: с XI по XIV–XV столетие (см., например, Алфьоров О., 2011. С. 194; Piotrowski M., 2017. С. 33, 35; Pawlata L., 2010. C. 162 и др.). Наиболее ранние известные пломбы относятся ко времени Ярослава Мудрого (рис. 1; Жуков И.А., 2016-1. №№ 1а, 1б). Наиболее поздние экземпляры, имеющие достоверную датировку, обнаружены в границах Москвы (Зайцев В.В., 2004. С. 351, рис. 2; Волков И.В., 2017. Рис. 5, г, д). Типология некоторых пломб, имеющих характерные многострочные надписи, предполагает вероятную дату их изготовления в пределах XV столетия, когда Москва имела уже развитую традицию серебряного чекана. В этом случае подтверждалось бы не денежное применение обнаруженных экземпляров. Однако В.В. Зайцев осторожно допускает и возможность их использования для скрепления меховых денег, тем самым не исключая и варианта отнесения их к безмонетному периоду. Таким образом, к настоящему времени осмыслены многие общие особенности феномена древнерусских свинцовых пломб. Пришло время выяснения деталей, в число которых входит определение их эмитентов, установление точной датировки и объяснение изображений. Несомненно, для решения этой задачи удобнее всего начать с начала (времени возникновения древнерусских пломб) и с Киева – столицы древнерусского государства. Наибольшую информацию о своих эмитентах несут пломбы, на которых изображены символы власти. Настоящая работа посвящена публикации репрезентативной выборки украинских находок древнерусских свинцовых пломб последних нескольких лет, содержащих княжескую властную символику – важнейшие иконографические типы, делающие возможной атрибуцию памятников «малой сфрагистики». К княжеской властной символике мы относим: Изображения святых патронов князей и их отцов; Изображения княжеских знаков, которыми помечалось имущество князей, в том числе пломбы. Все находки пломб с изображениями подобного рода, которые нам удалось зафиксировать, сведены в Фототаблицы 1–7. В сводку включались совершенно все без исключения находки, формально соответствующие указанному признаку, что обеспечивает репрезентативность выборки для территории Украины – в первую очередь, по набору представленных типов, но также и по частоте их встречаемости. В общей сложности были собраны сведения о 196 памятниках «малой сфрагистики». Разнородность публикуемого материала вынуждает нас прибегнуть, прежде всего, к разделению его на группы. ʟˋ˔Ǥͳ ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ 89 Первую из них составляют пломбы с патрональными изображениями святых и крестом (Фототаблицы 1–2). Экземпляры этой группы уже получили у исследователей достаточно точную датировку – по мнению А. Алфёрова, она ограничивается концом XI – первой половиной XII в. (Алфьоров О., 2011. С. 193); И.А. Жуков очертил её ещё более конкретно: с 70-х годов XI века до 20-х годов XII века, оговорившись также, что в Полоцке «этот тип пломб мог появиться гораздо раньше» (Жуков И.А., 2016-1. С. 329). Группа представлена 22 основными типами, часть из которых включена в неё ассоциированно. Некоторые типы хорошо известны в литературе и уже получили надёжную атрибуцию. Именно группу «Святой / Крест» связывали с опломбированием меховых денег С.В. Белецкий и В.П. Петренко (Белецкий С.В., Петренко В.П., 1994. С. 233). В своё время К.В. Болсуновский разделял все пломбы на семь категорий, среди которых эта ранняя и массовая группа отсутствует вовсе. Изображение святого – наиболее персонализирующий (наряду с княжеским знаком) признак при атрибуции предмета конкретному эмитенту – отсутствует в его классификации также и в составе других категорий. Это ещё раз подчёркивает разнородность массива сравнительно поздних дрогичинских экземпляров и пломб, относящихся к раннему периоду их бытования, распространённых не только в Новгороде (как отмечал Б.Д. Ершевский), но и районах, прилегающих к столице Киевской Руси. В Новгороде уже в конце 1970-х было зафиксировано не менее 120 экземпляров рассматриваемой группы (Ершевский Б.Д., 1978-2. С.52). В настоящей работе публикуется 79 экземпляров, происходящих, в большинстве своём, из Киевской и Черниговской областей Украины. Наиболее широко в пределах этой группы представлена подгруппа пломб с погрудным изображением св. Фёдора в образе мученика (Фототаблица 1, №№ 1–19), относимая ко второй половине XI века и предположительно атрибутируемая Всеславу Брячиславичу Полоцкому (Жуков И.А., 2016-2. C. 26-27; Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. C. 115–118). Не исключено, что некоторые экземпляры этого типа являются подражаниями (Фототаблица 1, №№ 18–19), при этом стилистика их реверса крайне близка отдельным экземплярам основной группы (Фототаблица 1, №№ 14–15). Пломбы этого типа представлены множеством штемпелей и двумя основными разновидностями – с крестом с одной (Фототаблица 1, №№ 1–3) и двумя перекладинами (Фототаблица 1, №№ 4–19). Они заметно преобладают в находках пломб группы «Святой / Крест» не только в южных районах, но и в Новгороде (Ершевский Б.Д., 1979. С. 53). Несмотря на явно архаичный тип, свойственный XI столетию (Янин В.Л., Гайдуков П.Г., 1998. С. 59–60), эти пломбы с находили в Новгороде в слое с дендрохронологической датой 1169–1196 гг. (Ершевский Б.Д., 1979. С. 52), то есть эти предметы не были предназначены для срочного использования (которое было бы характерно таможенным маркам или знакам собственности). Они хранились или пребывали в обращении длительный срок. В значительном количестве также присутствуют пломбы с изображениями ап. Андрея Первозванного (Фототаблица 2, №№ 2–10), ап. Петра (Фототаблица 2, №№ 16–20), арх. Михаила (Фототаблица 2, №№ 31–40), получившие надёжную атрибуцию в литературе. Они отнесены, соответственно, Всеволоду-Андрею Ярославичу (Алфьоров О., 2011. С. 217, № 10; Жуков И.А., 2016-1. С. 327, рис. 9; Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. C. 106–107), Ярополку-Петру (Алфьоров О., 2011. С. 217–218, № 11; Жуков И.А., 2016-1. С. 343, рис. 22) и Святополку-Михаилу (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. C. 111–115; Жуков И.А., 2016-1. С. 328, рис. 13) Изяславичам. Несколько менее очевидна атрибуция типов, принадлежащих отцу ͻͲ Фототаблица 1 1. Киевская область, Макаровский район, с. Мотыжин; 2.95 г 2. Черниговская область, Черниговский район; 2.70 г 3. Черниговская область, Козелецкий район; 3.63 г 4. Черниговская область; 1.77 г 5. Киевская область, Обуховский район, между с. Великая Бугаёвка и Старые Безрадичи; 5.13 г 6. Черниговская область; 4.48 г 7. Киевская область; 2.73 г 8. Черниговская область; 2.85 г 9. Черниговская область; 1.41 г 10. Киевская область, Бориспольский район; 2.52 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͻͳ Фототаблица 1 (окончание) 11. Черниговская область, Черниговский район, с. Роище; 2.61 г 12. Киевская область, Бориспольский район; 3.18 г 13. Черниговская область, Городнянский район; 2.30 г 14. Черниговская область, Черниговский район; 2.77 г 15. Черниговская область, Носовский район, с. Сулак; 1.57 г 16. Черниговская область, Репкинский район; 2.51 г 17. Черниговская область, Черниговский район, недалеко от с. Петрушин; 2.45 г 18. Киевская область, Броварский район; 1.54 г 19. Черниговская область; 1.64 г ͻʹ последних двоих князей, Изяславу Ярославичу, длительное время занимавшему киевский стол (1054–1068, 1069–1073, 1077–1078). Но и они без труда определяются по аналогии с известными типами вислых печатей князя (Фототаблица 2, №№ 11–14; см. атрибуцию Гулецкий Д.В., 2016. C. 22; ср. Янин В.Л., 1970. Каталог, №№ 5, 6). На лицевой их стороне представлено изображение самого князя, на оборотной помещена розетка. Существует и редкий тип, переходной между основными типами пломб Изяслава и Всеволода Ярославичей. Немного укрупнённое, но крайне близкое стилистически изображение лица князя на нём комбинируется с процветшим патриаршим крестом (Фототаблица 2, № 15). Вероятно, его можно датировать временем третьего восшествия Изяслава на киевский стол (1077–1078). Все описанные выше типы пломб выполнены в схожей стилистике. Чувствуется единая школа резчиков матриц. Достаточно редким в украинских находках представляется тип, относимый Святославу-Николаю Ярославичу (Фототаблица 2, № 1; см. атрибуцию Жуков И.А., 2016-1. С. 327, рис. 8), три года занимавшему киевский стол (1073–1076). На нём присутствует изображение св. Николая Мирликийского. С этой же группой ассоциирован и тип с изображениями ап. Петра и буквы Ж, принадлежащий старшему из ветви наследников Изяслава Ярославича, его сыну Ярополку-Петру. Помимо отмеченной выше стилистической общности, есть и другая причина совместного рассмотрения этого типа с пломбами группы «Святой / Крест». Известен экземпляр другого типа с изображением ап. Петра, где оно сочетается с равносторонним крестом (Фототаблица 2, № 21). Эта пломба стилистически стоит вне ряда рассмотренных выше типов, но сходится с другим описанным нами ранее типом пломб со схематическим изображением арх. Михаила (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. № 7). Такие пломбы также представлены в публикуемых находках (Фототаблица 2, №№ 22–25). Ранее мы не решились связать их с одним из активных в конце XI века Михаилов (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. С. 111–112), но теперь можем это сделать с полным основанием. Впервые в «малой сфрагистике» была открыта развёрнутая цепочка матричных связей, представленная на рис. 2. Воедино оказались связаны сразу 7 типов пломб, принадлежащих одному эмитенту – Святополку-Михаилу Изяславичу: Арх. Михаил / Равносторонний объёмный крест Арх. Михаил / Буква Ò Арх. Михаил / Процветший крест Арх. Михаил / Равносторонний крест Равносторонний крест / Буква Ò Арх. Михаил / Буква Ì Арх. Михаил / Крест на подножии Они разделяются на две стилистические группы, одна из которых восходит к киевской школе, а другая – к пломбе с изображением ап. Петра. С чрезвычайной отчётливостью можно проследить, как Святополк-Михаил Изяславич выпускал пломбы не только в ранге киевского князя, но и до занятия главного русского стола. Попробуем осторожно высказать предположение и относительно значения одного из символов, помещённого на два ассоциированных с рассматриваемой группой типа – буквы Ò (Фототаблица 2, №№ 26–30). Как известно, Святополк непосредственно перед занятием киевского стола княжил в Турове (1088–1093). Он получил этот стол после убийства распоряжавшегося им ранее родного брата Ярополка. Не инициал ли этого города означает эта буква? По крайней мере, набор литер, встречаемых на пломбах представителей клана Изяславичей (Æ, Ò, Ì), делает маловероятной здесь версию об их численном наполнении, высказанʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͻ͵ ʡʢʟʝʑȋǫȌ ʟˋ˔Ǥʹ 94 ʙʗʔʑ ную ранее одним из авторов настоящей работы (Боркевич Г.С., Ярошевский Н.А., 2017. С. 172–174). Буква Æ не имела численного значения, а буква Ò – имела, но слишком большое («300»). Едва ли при помощи пломбы объединялось такое значительное количество каких-либо единиц. В ближайшей исторической перспективе использование топонима – целого названия города – известно на новогрудских пломбах князя Бориса Всеславича (1101–1128) (Фототаблица 2, № 53; см. Алфьоров О., 2011. С. 208; Гулецкий Д.В., Дорошкевич Н.А., 2018). В этой связи становится более понятным присутствие в массовых находках на Украине пломб Ярополка Изяславича (Фототаблица 2, №№ 16–21) – единственного из рассмотренных выше князей, никогда не занимавшего киевской стол. Если Святополк Изяславич выпускал пломбы до занятия им киевского стола, то неудивительно, что точно так же, будучи удельным князем, главой клана наследников одного из «триумвиров» (Изяслава Ярославича), поступал его старший брат. Таким образом, мы начинаем понимать, что правом выпуска свинцовых пломб пользовался, кроме киевских князей, по крайней мере, ещё глава ветви потомков Изяслава. Это даёт нам основания датировать все пломбы Ярополка Изяславича коротким временным отрезком – от даты смерти его отца до даты смерти самого князя (1078–1086). Обратимся теперь к оставшимся типам этой многочисленной группы пломб. Четыре из них, представленные единичными экземплярами, относятся к «малой сфрагистике» Полоцкого княжества, а именно одного князя – сына Всеслава, Бориса (1101–1128) (Фототаблица 2, №№ 51–54; см. атрибуцию Гулецкий Д.В., Дорошкевич Н.А., 2018). Два экземпляра содержат изображения святого патрона князя и процветшего креста, ещё два помещены в группу ассоциированно. Все они имеют практически идентичный рисунок св. Бориса с мученическим крестом у груди. В одной из предыдущих работ нами было высказано предположение относительно принадлежности некоторых экземпляров пломб группы «Святой / Крест» Владимиру Всеволодовичу Мономаху (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. С. 128). Предлагалось видеть в лице святого с прямой, немного торчащей бородой, показанного на лицевой стороне этих образцов, изображение св. Василия Кесарийского. В то же время, существует тип пломб, где близкий в деталях погрудный рисунок святого проявляет пышную кудрявую шевелюру и бороду, свойственную изображению св. Фёдора (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. №№ 24–25; Фототаблица 2, №№ 45–48, возможно, также Фототаблица 2, №№ 43–44). В одном случае хорошо различим мученический крест у груди (Фототаблица 2, № 48). Эти два типа столь близки стилистически (и в то же время далеки от рассмотренного в начале типа, относимого Всеславу Брячиславичу), что в случае экземпляров не очень хорошей сохранности их непросто даже различить. Но нужно ли было резчику матриц показывать резкое различие? Подобно своему предшественнику, изобразившему «близнецов» ап. Андрея и арх. Михаила на пломбах Всеволода Ярославича и сменившего его на киевском столе Святополка Изяславича, один и тот же мастер работал над пломбами двух других последовательно правивших монархов. Атрибуция наших пломб (Фототаблица 2, №№ 45–48) в таком случае не вызывает затруднений – после смерти Владимира-Василия Мономаха власть в Киеве перешла к его сыну, Мстиславу-Фёдору Владимировичу. Единственное опасение, мешающее нам говорить с полным убеждением – отсутствие среди зафиксированных нами украинских находок экземпляров, которых можно было бы уверенно отнести к выделенному ранее типу киевских пломб Владимира Всеволодовича. ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ 95 Фототаблица 2 1. Волынская область, Корецкий район; 0.94 г 2. Киевская область, Барышевский район; 2.37 г 3. Житомирская область, Попельнянский район, с. Ходорков; 2.22 г 4. Киевская область, Бородянский район; 2.08 г 5. Киевская область, Вышгородский район; 2.28 г 6. Львовская область, Сокальский район; 2.36 г 7. Черниговская область, верхнее течение р. Удай; 2.21 г 8. Черниговская область, Прилукский район; 2.29 г 9. Черниговская область; 2.18 г 10. Черниговская область; 2.29 г 96 Фототаблица 2. Продолжение 11. Волынская область; 2.57 г 12. Волынская область; 2.74 г 13. Черниговская область, Городнянский район, с. Выхвостов; 2.54 г 14. Черниговская область; 3.94 г 15. Хмельницкая область, Изяславский район; 2.39 г 16. Киевская область, Ракитнянский район, с. Бушево, на р. Гороховатка; 2.20 г 17. Киевская область, Ракитнянский район, с. Бушево, на р. Гороховатка; 2.58 г 18. Киевская область, Барышевский район; 2.23 г 19. Черниговская область; 3.76 г 20. Сумская область, Роменский район; 2.12 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ 97 Фототаблица 2. Продолжение 21. Сумская область, Роменский район, с. Глынск; 3.09 г 22. Киевская область, Макаровский район, с. Бышев; 3.08 г 23. Волынская область; 2.90 г 24. Черниговская область, Бахмачский район, с. Красиловка; 3.12 г 25. Киевская область; 3.45 г 26. Черниговская область, Талалаевский район; 2.30 г 27. Ровенская область, Гощанский район, с. Томахов; 2.48 г 28. Киевская область, Ракитнянский район, летописный Торческ; 2.02 г 29. Тернопольская область, Борщёвский район, с. Устя; 2.19 г 30. Винницкая область; 2.06 г 98 Фототаблица 2. Продолжение 31. Житомирская область; 1.44 г 32. Киевская область, Киево-Святошинский район, с. Белогородка; 1.81 г 33. Киевская область, Обуховский район; 1.53 г 34. Луганская область, течение р. Красная; 1.22 г 35. Ровенская область, с. Пересопница; 2.21 г 36. Черниговская область, Бобровицкий район, с. Новый Быков; 1.42 г 37. Черниговская область, Черниговский район; 2.07 г 38. Черниговская область; 1.53 г 39. Житомирская область; 1.37 г 40. Киевская область, Киево-Святошинский район, с. Белогородка; 1.95 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ 99 Фототаблица 2. Продолжение 41. Ровенская область, Гощанский район, берег р. Горынь; 2.11 г 42. Киевская область, Обуховский район, между с. Великая Бугаёвка и с. Старые Безрадичи; 3.35 г 43. Киевская область, Макаровский район; 2.11 г 44. Ровенская область, с. Пересопница; 1.79 г 45. Черниговская область, Менский район, с. Стольное; 1.58 г 46. Черниговская область, Менский район; 1.96 г 47. Черниговская область, Черниговский район; 2.22 г 48. Киевская область; 1.73 г 49. Черниговская область; 2.79 г 50. Черниговская область, Репкинский район; 2.49 г ͳͲͲ Фототаблица 2. Окончание 51. Киевская область, между Киевом и Борисполем; 2.90 г 52. Житомирская область; 2.10 г 53. Ровенская область; 2.58 г 54. Черниговская область, в направлении Гомеля; 2.44 г 55. Волынская область, 20 км от Луцка; 1.64 г 56. Волынская область, Владимир-Волынский район, берег р. Луга; 1.78 г 57. Хмельницкая область; 1.89 г 58. Ровенская область, Ровенский район; 1.99 г 59. Ровенская область, Ровенский район; 2.61 г 60. Хмельницкая область, Шепетовский район; 1.91 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͲͳ ʟˋ˔Ǥ͵ 5 Заметную серию пломб в рассматриваемой группе представляют также экземпляры с изображением святого, в котором по характерной причёске и правой руке, поднятой в благословляющем жесте, угадывается тип св. Андрея (Фототаблица 2, №№ 55–58). Все они происходят из западных областей Украины. Пломбы имеют явное стилистическое отличие от описанного выше типа Всеволода-Андрея Ярославича. Святой патрон князя здесь изображён без головного убора и без креста, подобно тому, как он представлен на печатях ещё одного сына Мономаха, Андрея Доброго (рис. 3), длительное время княжившего как раз на Волыни (1119–1135). Таким образом, иконография, топография и хронология (относясь к группе «Святой / Крест», тип укладывается в границы её бытования, определяемые по уже атрибутированным выше экземплярам, как 1070-е – 1132) говорят в пользу отнесения этого типа Андрею Владимировичу Волынскому. Здесь мы отмечаем новый тренд в вопросе определения круга князей, которым принадлежало право эмиссии свинцовых пломб в рассматриваемое время. Возможно, он отражает реалии политического деления Руси, наступившие в результате решений снема 1097 года в Любече, провозгласившего принцип наследования князьями земель своих отцов. Владимир-волынский князь получил де-юре статус суверена на собственной земле. Подводя итоги рассмотрения пломб группы «Святой / Крест» и ассоциированных с ними, происходящих с территории Украины, можно констатировать, что нами была предложена адресная атрибуция почти 95% (75 из 79) зафиксированных экземпляров. Эти памятники «малой сфрагистики» принадлежат: Всем без исключения киевским князьям от Изяслава Ярославича (1054– 1078, с перерывами) до Мстислава Владимировича (1125–1132); Главам клана Изяславичей – Ярополку и Святополку (до смерти последнего в 1113); Владимир-волынскому князю Андрею Владимировичу (1119–1135); Двум суверенам Полоцкой земли – единственного русского государства, остававшегося независимым от Киева до своего разгрома в 1129 году. Обобщая полученные результаты, можно утверждать, что время бытования группы заключается в пределах с 1170-х (или даже ранее) до 1132 года, и датировка, предложенная предыдущими исследователями, в целом верна. Актуальным остаётся также замечание И.А. Жукова о том, что в Полоцке подобный иконографический тип мог возникнуть раньше. На первый взгляд кажется странным, что пломбы с архаичным изображением св. Фёдора-мученика доминируют не только на территории былой Полоцкой земли, но и в украинских находках. Эта нестыковка, на наш взгляд, легко объясняется беспрецедентно длительным княжением Всеслава Брячиславича. Если сравнивать число пломб, которые он мог выпускать на протяжении более чем полувека (19 штук в настоящей статье) с числом, выпущенным приблизительно за такое же время (с 1073 до 1125) киевскими князьями (27 штук в настоящей статье), этот кажущийся перекос устраняется. Стоит также помнить, что Всеслав жил во время, когда единство Русской земли ещё не было пустым звуком. Он был де-факто последним представителем полоцкой династии, способным легитимно претендовать на Киев. Не исключено, что именно поэтому его пломбы массово находят в Киевской и Черниговской областях Украины. ПаͳͲʹ мятники «малой сфрагистики» его ближайших наследников – Бориса Всеславича и Василько Святославича (как мы увидим далее) ещё попадают в южнорусские находки в небольшом количестве. Пломбы полоцкого происхождения второй половины XII века на территорию современной Украины уже не проникали. Ассоциированно с группой «Святой / Крест» были рассмотрены несколько типов с другим набором изображений, каждый из которых оказался генетически связан с одним или несколькими типами пломб «Святой / Крест». Не атрибутированными в составе группы остались 4 экземпляра: Две пломбы с довольно стилизованным изображением молодого кучерявого святого, происходящие из Черниговской области (Фототаблица 2, №№ 49–50); Одна пломба с изображением святого с острой бородкой (Василия Великого?) из Ровенской области (Фототаблица 2, № 59); Одна пломба с изображением святого в княжеской шапке из Хмельницкой области (Фототаблица 2, № 60; на другой стороне предмета помещён крест на подножии, подобный тому, что мы встретили пока лишь на массовых киевских пломбах Святополка Изяславича). Разумеется, трудно делать далеко идущие выводы на основании столь ограниченного материала. Осмелимся, однако, выдвинуть несколько предположений. Если исходить из посылок об общей датировке группы «Святой / Крест» и допустить репрезентативность зафиксированных нами мест обнаружения этих пломб, первые из них следовало бы отнести одному из черниговских князей, две остальные – суверенам западных земель. Нам известны находки ещё четырёх экземпляров пломб с изображением молодого кучерявого святого в Стародубском районе Брянской области (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. № 29.1-4), что ещё более укрепляет нашу уверенность в их черниговском происхождении. В период, датируемый группой «Святой / Крест», правителями этой земли выступали: Святослав Ярославич (1054–1073), Всеволод Ярославич (1073–1078, с перерывом) и его сын Владимир (1078–1094), Борис Вячеславич (1077), Олег Святославич (1094–1096), Давыд Святославич (1097–1123), Ярослав Святославич (1123–1127) и Всеволод Ольгович (1127–1139). Мы сразу же должны исключить из числа возможных претендентов на эти пломбы князей, не принадлежащих к династии Святославичей. Во-первых, их крестильные имена известны и исключают такой иконографический тип. Во-вторых, Черниговская земля в их руках не была суверенной, а строго иерархически подчинялась Киеву. Атрибуция многочисленных черниговских пломб Святослава Ярославича и Давыда Святославича была нами обоснована в недавнем исследовании (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2018). По причине отличия иконографического типа святых покровителей можно исключить из числа претендентов также Бориса Вячеславича (его ещё и из-за кратковременности держания города) и Всеволода Ольговича. Единственными князьями из списка, чьему иконографическому типу соответствует изображение молодого кучерявого святого, являются Олег Святославич (с большой натяжкой, лишь с учётом стилизованности рисунка) и, с наибольшей точностью, Ярослав Святославич, крещённый в честь св. Панкратия Римского. Мизерной вероятностью выпуска этих предметов от лица Олега Святославича можно пренебречь ещё и потому, что он провёл эти годы в военных походах, а непосредственно перед этим, вполне возможно, в выпуске черниговских пломб был перерыв (город держал Владимир Всеволодович, не являвшийся тогда главой своего рода). Таким образом, если наши посылки верны, атрибуция рассматриваемых пломб Ярославу Святославичу Черниговскому (1123–1127) является безальтернативной. ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͲ͵ Неопределёнными остались две пломбы из западной Украины, представленные каждая в одном экземпляре (Фототаблица 2, №№ 59, 60). Полномочия суверенов западнорусских уделов на выпуск памятников «малой сфрагистики» прослеживаются пока нами лишь с момента претворения в жизнь решений Любечского съезда, что сужает возможную датировку до интервала с 1097 до 1132 года. Суверенную власть по решению снема на этих землях получили следующие князья: Давыд Игоревич – князь Владимир-Волынский (1097–1100), впоследствии князь Бужский (1100–1112), Володарь Ростиславич – князь Перемышльский (до 1124) и Василько Ростиславич – князь Теребовльский (до 1124). Двум последним после их смерти наследовали Ростислав Володаревич (1124–1128), Владимир Володаревич (после 1128) и Иван Василькович (после 1124). Владимир-Волынский, отнятый у Давыда Игоревича, в 1100 году получил Ярослав Святополчич, а в 1117 году он перешёл к сыновьям Владимира Мономаха – сначала Роману, затем Андрею. Свинцовые пломбы последнего нам уже известны. Если наша интерпретация изображения на одной из пломб (Фототаблица 2, № 59) верна, то её эмитентом мог выступить Василько Ростиславич или Владимир Володаревич. Отдать предпочтение одному или другому мы пока не вправе. На другом экземпляре изображён святой в княжеской шапке. Более того, похоже, что по его сторонам помещены буквы Ã-Ë, но утверждать этого с полной уверенностью сохранность экземпляра нам не позволяет. Мы вынуждены оставить эту пломбу пока без атрибуции. Закончив подробное рассмотрение украинских находок первой группы, перейдём ко второй (Фототаблица 3). Она небольшая и выделена достаточно условно. В неё сведены всего два типа, где изображению святого сопутствует на оборотной стороне буква Ä, а также ещё три типа, ассоциируемых с первым из предыдущих посредством ячеистого ободка. Изображения святых на этих памятниках «малой сфрагистики» легко идентифицируемы. В первом случае это св. Иоанн Креститель (Фототаблица 3, №№ 1–4), во втором – св. Василий Кесарийский (Фототаблица 3, № 13). Эти массивные пломбы, оттиснутые на буллообразных литых заготовках, несомненно, достаточно ранние. Время их бытования, судя по технологическим данным, совпадает или непосредственно стыкуется с экземплярами группы «Святой / Крест». Технология выделки полоцких пломб, хронология выпуска которых восстановлена нами до конца XII столетия, около его середины претерпевает изменения. Уменьшается размер и вес заготовки, всё чаще она начинает вырезаться, а не отливаться, исчезает шнуровой канал. Таким образом, фактурные данные этих пломб свидетельствуют в пользу их выпуска до середины XII века. Находки экземпляров с изображением св. Иоанна Крестителя и ассоциированных типов (Фототаблица 3, №№ 5–12), по нашим данным, происходят преимущественно из южных районов Черниговской области. По мнению же И.А. Жукова, подкреплённому описанием лишь одного экземпляра, они тяготеют к западным областям Украины (Жуков И.А., 2016-1. С. 331, рис. 23), но ассоциированные типы с ячеистым ободком, в том числе и имеющий матричную связь по стороне с буквой Ä, и у него идут из Черниговской, Киевской и Полтавской областей (Жуков И.А., 2016-1. С. 338, рис. 55, 56, 59, 60). Пока топографические данные связывают данные типы с Переяславлем. Показательно, что ничего не известно о находках подобных пломб в северных районах исторической Черниговской земли (современной Брянской области РФ), за исключением двух односторонних «счётных» пломб с ячеистым ободком (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2018. №№ 76, 77). На этом основании мы предположительно относим этот тип единственному ИоͳͲͶ Фототаблица 3 1. Черниговская область, Прилукский район, с. Подыще, берег р. Удай; 2.43 г 2. Черниговская область, Прилукский район; 2.56 г 3. Черниговская область, Прилукский район; 2.98 г 4. Черниговская область; 3.94 г 5. Черниговская область, Талалаевский район; 1.35 г 6. Черниговская область, Талалаевский район; 1.76 г 7. Черниговская область, Талалаевский район; 2.01 г 8. Черниговская область, Талалаевский район; 1.85 г 9. Полтавская область, Лубенский район, 2 км от с. Хитцы, на правом берегу р. Удай; 3.25 г 10. Сумская область, Недригайловский район; 3.05 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͲͷ Фототаблица 3. Окончание 11. Черниговская область, Талалаевский район; 2.46 г 12. Черниговская область; 2.33 г 13. Киевская область, Бориспольский район; 2.09 г анну, длительное время управлявшему Переяславской землёй в пределах рассматриваемого периода – Ярополку Владимировичу, сыну Мономаха. Укрепить или опровергнуть предложенную нами гипотезу поможет раскрытие семантики сопутствующих рассмотренному типу символов – буквы Ä, V-образного знака (вероятно, княжеского) и буквы N. Возможно, известные по ряду печатей и пломб «багровидные» княжеские знаки являются развитием (или стилизацией) тамг именно подобного V-образного вида. Тип с изображением св. Василия Великого, принадлежащий данной группе и представленный одним экземпляром, массово встречается на территории Полоцкой земли (см. Гулецкий Д.В., Дорошкевич Н.А., 2018). Несомненно его отнесение одному из действовавших в 1130–1140-е гг. полоцких князей – Василько Святославичу или Рогволоду-Василию Борисовичу. На наш взгляд, более вероятна атрибуция типа первому из них, бывшему креатурой времени Ярополка Владимировича. Василько Святославич, таким образом, мог воспринять сфрагистический тип своего сюзерена. Третья группа представлена тремя близкими типами с изображениями И(N)-образного знака и буквы Ë (Фототаблица 4). Атрибуция этих многочисленных массивных пломб обоснована в статье о находках из Брянской области (Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2018). Сравнительно слабо распространены на Украине пломбы с изображениями святых и княжеских знаков (четвёртая группа). И.А. Жуков предложил следующую принципиальную датировку этой группы пломб: «Время бытования пломб шестого типа можно, предположительно, определить по аналогии с вислыми печатями (несущими на себе княжеские знаки): началом – третьей четвертью XII века» (Жуков И.А., 2016. С. 334). Как печати, так и пломбы «Святой / Княжеский знак» не получили значительного распространения, по крайней мере, в киевской «малой сфрагистике». Относительной частотностью отличается здесь лишь тип с изображением св. царя Давида, относимый Давыду Святославичу Черниговскому (Фототаблица 5, №№ 1–3; см. атрибуцию Жуков И.А., 2016-1. С. 329, рис. 16; Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2018). Очевидно, он смог воспользоваться правом выпуска пломб, став по решению Любечского съезда (1097) сувереном Черниговской земли. Ещё две пломбы несут на себе изображения близкого княжескоͳͲ͸ Фототаблица 4 1. Волынская область, Луцкий район, с. Сырники; 2.57 г 2. Киевская область, Бориспольский район; 1.97 г 3. Киевская область, Бориспольский район; 2.21 г 4. Черниговская область, Прилукский район, с. Подыще, берег р. Удай; 2.24 г 5. Черниговская область, Прилукский район; 2.94 г 6. Черниговская область, Репкинский район; 1.51 г 7. Черниговская область, г. Репки; 2.16 г 8. Черниговская область; 1.89+ г 9. Киевская область, Барышевский район; 2.76 г 10. Киевская область, Обуховский район; 2.44 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͲ͹ Фототаблица 4. Окончание 11. Киевская область, Обуховский район; 3.17 г 12. Киевская область, Ракитнянский район, летописный Торческ; 1.69 г 13. Черниговская область, Черниговский район; 2.98 г 14. Черниговская область, Черниговский район; 3.28 г 15. Тернопольская область, Борщёвский район, с. Устье; 3.26 г 16. Сумская область, окрестности г. Сумы; 2.67 г 17. Черниговская область, окрестности г. Прилуки; 4.46 г 18. Киевская область, Ракитнянский район, летописный Торческ; 2.65 г го знака. В первом случае (Фототаблица 5, № 4) эмитентом мог выступить один из сыновей Давыда, поскольку знаку сопутствует другой святой, а не царь Давид. Возможно, это был Владимир Давыдович, длительное время занимавший то же княжение, что и отец (1139–1151), в рамках периода бытования данной группы пломб. Во втором случае (Фототаблица 5, № 12), пломба представляет собой, скорее всего, подражание, широко распространённое на севере Руси (см., например, Ершевский Б.Д., 1978-1. С. 244–246, рис. 1, 1, 3, 4, 5, 8). Среди других типов отметим два с изображением св. Георгия. Первый из них, вероятно, легковесная булла (Фототаблица 5, № 5; ср. Жуков И.А., 2017. С. 30, тип 3г, рис. 7) принадлежит к выпускам Юрия Долгорукого (до 1147/1149 г., см. Жуков И.А., 2017. С. 30). Однотипные пломбы этого князя, оттиснутые маленькими ͳͲͺ матрицами, также известны (Жуков И.А., 2017. С. 30, тип 3е, рис. 9). На второй пломбе изображение молодого святого воина сочетается с княжеским знаком индивидуальной формы, выполненным двойными, «объёмными» линиями (Фототаблица 5, № 6). Одноматричный экземпляр лучшей сохранности, происходящий из Киевской области, опубликован В.В. Нечитайло (Нечитайло В.В., 2013. № 322). Следующие четыре экземпляра трёх типов происходят из западных областей. Один из представленных здесь знаков – колоколовидный, он принадлежит одному из потомков Мстислава Владимировича (Фототаблица 5, № 9). На другом тамга плохо просматривается (Фототаблица 5, № 10). Две лёгкие одноматричные пломбы из Тернопольской области (Фототаблица 5, №№ 7, 8) представляют якоревидный знак индивидуальной формы. Он не принадлежит ни к наиболее изученным классам знаков – колоколовидным (Мстиславичей) или прямоугольных очертаний (Ольговичей), ни, тем более, к полоцким, принцип применения которых тоже, в общих чертах, ясен (см. Гулецкий Д.В., Дорошкевич Н.А., 2018). Не встречающийся на более поздних западнорусских пломбах (см. Боркевич Г.С., Ярошевский Н.А., 2017), он, вполне вероятно, принадлежит кому-то из галичских Ростиславичей – династии, выгасшей на излёте XII века. Прямоугольная тамга простой формы, которой, как считается, пользовался на печатях Святослав Ольгович Черниговский (1157–1164) (см. Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2018) сочетается со схематичным изображением человеческой головы (Фототаблица 5, № 11; ср. Жуков И.А., 2016-1. С. 333, рис. 33). Если не считать этот рисунок подражанием, можно согласиться с И.А. Жуковым, узнавшим в нём св. Николая Мирликийского. Фототаблица 5 1. Черниговская область, Черниговский район, с. Роище; 1.26 г 2. Черниговская область; 1.48 г 3. Киевская область, Бориспольский район, с. Иванков; 1.77 г 4. Сумская область; 1.43 г 5. Сумская область, Глуховский район; 2.60 г 6. Ивано-Франковская область; 2.68 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͲͻ Фототаблица 5. Окончание 7. Тернопольская область; 1.30 г 8. Тернопольская область, Зборовский район, с. Кобзарёвка; 0.96 г. 9. Ровенская область, Ровенский район; 1.23 г 10. Тернопольская область, Чертковский район; 3.16 г 11. Черниговская область, Черниговский район; 1.85 г 12. Киевская область, Броварский район; 1.13 г 13. Волынская область; 3.62 г 14. Ровенская область, Ровенский район; 2.29 г 15. Волынская область; 3.72 г 16. Волынская область, Локачинский район; 2.29 г ͳͳͲ 17. Ровенская область, Млыновский район; 1.78 г В рамках настоящей группы рассматриваются ещё пять пломб с изображениями святых. Две из них (Фототаблица 5, №№ 13–14) объединяются в довольно редкий тип пломб Бориса Всеславича Полоцкого (1101–1128) (см. атрибуцию Гулецкий Д.В., Дорошкевич Н.А., 2018), производившийся, вполне вероятно, в одном из южных городов Полоцкой земли. Три единичных экземпляра с многострочными легендами (Фототаблица 5, №№ 15–17), в том числе, с именем Андрея (Фототаблица 5, № 15; ср. Алфьоров О., 2011. С. 220, № 18; Жуков И.А., 2016-1. С. 330, рис. 20), остаются пока без определений. Весьма многочисленны типы пятой группы, с изображениями двоих святых, один из которых является тезоименным князю-эмитенту, а другой – его отцу (Фототаблица 6). Несмотря на их превалирующую информационность по сравнению едва ли не со всеми остальными группами, они наиболее сложны в атрибуции. Это обусловлено, прежде всего, плохим качеством их выделки, а также редкостью практически каждого отдельно взятого типа. По мнению И.А. Жукова, время бытования этой группы определяется по аналогии с вислыми печатями: с середины XII в. до 1240 г. (Жуков И.А., 2016-1. С. 338). Московский сфрагист называет другую причину сложности атрибуции пломб группы, которые, по его мнению, в большинстве своём «оттиснуты матрицами вислых печатей, отчего изображение на них переходит лишь частично». На наш взгляд, в этом заключается не сложность, а блестящая возможность для атрибуции пломб настоящей группы. При обнаружении экземпляров хорошей сохранности представится шанс для сравнения их с опубликованными и атрибутированными печатями второй половины XII – начала XIII вв. Дополнительная проблема, однако, состоит в запутанности политической и династической ситуации в рассматриваемый период древнерусской истории, отсутствии надёжных сведений о крестильных именах многих Рюриковичей, живших в это время. В самом деле, некоторые оттиски в составе группы «Святой / Святой» заставляют нас колебаться, к какой группе памятников они относятся – пломб или вислых печатей? Так, одноматричные экземпляры с изображениями св. Феодосия (?) и св. Николая (Фототаблица 6, №№ 11–15) предстают оттиснутыми на совершенно различных по размеру и весу заготовках. Разнообразие форм заготовок в это время уже ощущается и, после сбора достаточного массива данных, может являться маркером для временной или территориальной группировки типов. Отдельные святые на пломбах настоящей группы хорошо идентифицируются: св. Фёдор (Фототаблица 6, №№ 1–2), св. Борис или св. Глеб (Фототаблица 6, №№ 3, 33), св. Пантелеймон (Фототаблица 6, №№ 5, 10), св. Иоанн Богослов и архангел (Фототаблица 6, №№ 16–18), св. Василий Великий и арх. Михаил (Фототаблица 6, №№ 19–21, 24–26), св. Борис и св. Василий (Фототаблица 6, № 27), архангел (Фототаблица 6, №№ 28, 29, 31, 34). В научной литературе уже есть атрибуции некоторых типов (см. Алфьоров О., 2011. С. 217–218, № 8). Несомненно, по мере сбора информации, задача точной атрибуции большинства представленных здесь типов сможет быть решена. Оставим для отдельной работы этот сложный и интересный вопрос. Завершают обзор украинских находок пломбы с княжескими знаками на одной стороне и иными знаками (буквами, крестами, розетками) на другой (шестая группа). За подавляющим преимуществом они происходят из западных областей, проявляя свою принадлежность к галичско-волынской «малой сфрагистике». Тамги, встречаемые на пломбах, относятся, в основном, к двум группам – прямоугольных очертаний с перекрестиями (Фототаблица 7, №№ 1–17) и колоколовидных очертаний (Фототаблица 7, №№ 18–31), что выдаёт в их эмиʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͳͳ Фототаблица 6 1. Сумская область, Конотопский район, с. Шевченково; 2.04 г 2. Тернопольская область, Чертковский район; 2.92 г 3. Тернопольская область; 2.74 г 4. Ровенская область, 1.66 г 5. Волынская область, Луцкий район; 1.51 г 6. Черниговская область, Менский район; 1.61 г 7. Ивано-Франковская область, Галичский район, с. Крылос; 1.83 г 8. Черниговская область, Менский район; 3.31 г 9. Черниговская область; 1.41 г 10. Киевская область, Вышгородский район, с. Ясногородка; 3.23 г ͳͳʹ Фототаблица 6. Продолжение 11. Ивано-Франковская область; 4.10 г 12. Подолье; 2.58 г 13. Тернопольская область, Чертковский район; 1.69 г 14. Тернопольская область, Чертковский район; 1.95 г 15. Тернопольская область, Чертковский район; 2.99 г 16. Сумская область, Бурынский район; 4.00 г 17. Тернопольская область, Зборовский район; 3.46 г 18. Сумская область, Глуховский район; 2.23 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͳ͵ Фототаблица 6. Продолжение 19. Житомирская область, Овручский район; 2.51 г 20. Киевская область, Васильковский район; 2.76 г 21. Житомирская область; 4.33 г 22. Черниговская область, Городнянский район; 2.66 г 23. Киевская область, Кагарлыкский район, между с. Витачов и с. Стайки на берегу р. Днепр 24. Киевская область, Обуховский район, с. Первое мая; 1.86 г 25. Киевская область, Фастовский район; 2.12 г 26. Киевская область, с. Белогородка; 2.21 г 27. Черниговская область; 5.67 г ͳͳͶ Фототаблица 6. Окончание 28. Житомирская область, граница Брусиловского и Попельнянского районов, 1.68 г 29. Житомирская область, у г. Новгород-Волынский, на берегу р. Случь; 2.95 г 30. Тернопольская область, Лановецкий район, с. Борщёвка; 3.03 г 31. Житомирская область, Попельнянский район; 3.46 г 32. Черниговская область; 3.89 г 33. Киевская область, окрестности г. Богуслав; 2.61 г 34. Сумская область, берег р. Терн; 3.89 г 35. Житомирская область, Попельнянский район; 3.67 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͳͷ тентах потомков Ольговичей и Мстислава Великого. Единичными экземплярами представлены пломбы с багровидными тамгами (Фототаблица 7, №№ 32–34). Некоторые знаки не относятся ни к одной из вышеописанных групп, требует доказательств даже утверждение, что они – княжеские (см., например, Боркевич Г.С., Ярошевский Н.А., 2017. №№ 1–12). Объём информации об этих пломбах, собранный на настоящее время, недостаточен для обоснованных атрибуций. Шестая группа непосредственно примыкает по времени возникновения к находкам из Дрогичина. Напомним, что значительная часть пломб дрогичинского происхождения вообще лишена властной символики. Как таковые, они смогут быть интерпретированы лишь тогда, когда будут подробно исследованы предшествовавшие им выпуски, то есть, установлена вся цепочка обстоятельств, приведшая к их появлению. В этот период мы, во многом, лишены возможности находить параллели для пломб среди памятников «большой сфрагистики» – актовых печатей. Согласно наблюдениям А. Алфёрова, на юге и западе Руси место свинцовых печатей уже в конце XII века начинают постепенно занимать восковые (Алфьоров О., 2011. С. 190), хотя вопрос в целом остаётся трудным и малоисследованным. Нет сомнений, что большинство пломб без властной символики возникло не ранее XIII–XIV вв., но более точная датировка представляется пока затруднительной. Неясно также, совпадало ли их назначение с назначением большинства подробно рассмотренных нами выше киевских пломб середины XI – второй четверти XII в. Снижение доли властной символики вплоть до её полного исчезновения характерно не только для поздних пломб галичско-волынского происхождения, хоть они, несомненно, и наиболее массовые. Младше XII в., к примеру, также пломбы со свастикой, побочные продукты изготовления которых были найдены в Полоцке (Алфёров А., 2010. С. 25). Конечно, никакого отношения к городской геральдике древней столицы свастика не имеет. Скорее всего, это просто декоративный элемент. Создание классификации этих памятников «малой сфрагистики» ещё впереди. Впрочем, частая повторяемость типов пломб в дрогичинских находках рисует и в их части довольно радужные перспективы для исследования. Многие предыдущие работы, посвящённые пломбам, почему-то грешат тем, что идентичные экземпляры в них даже не группируются в фототаблицах (см., например, Леопардов Н.А., 1890; Pawlata L., 2010. Рис. 2–5 и др.), что было бы совершенно необходимо для их классификации. Несомненно, наибольшие шансы на атрибуцию среди пломб из Дрогичина принадлежат образцам с княжескими знаками Рюриковичей, подобным тем, что описаны нами в заключительной группе. Шансы сфрагистических памятников, происходящих с территории современной Польши, на достойное представление возрастают тем паче, коль скоро за их каталогизирование взялась представительная научная группа (Wołoszyn M., Florkiewicz I., GarbaczKlempka A., 2016. С. 259). Таким образом, предложенная нами атрибуция древнерусских свинцовых пломб с середины XI в. до 30-х гг. XII в. – лишь начало. Вполне вероятно, что детальная классификация большинства памятников «малой сфрагистики» может быть создана уже в ближайшее десятилетие. Дело за малым – фиксировать и публиковать находки на современном научном уровне. Подытоживая в общих чертах наши разработки в области «малой сфрагистики», мы полагаем, что право выпуска древнерусских свинцовых пломб (по крайней мере, на начальном этапе) принадлежало более узкому кругу людей, чем одновременных им вислых печатей. Их эмитентами выступали только суверены земель, независимые правители, о чём уже говорили другие исследователи (см. ͳͳ͸ Фототаблица 7 1. Черновицкая область; 1.54 г 2. Волынская область, Владимир-Волынский район; 1.97 г 3. Тернопольская область, Лановецкий район, с. Борщевка 4. Киевская область, Згуровский район, берег р. Супой; 1.58 г 5. Волынская область; 2.58 г 6. Волынская область, Владимир-Волынский район, с. Бубнов; 2.00 г 7. Волынская область, Владимир-Волынский район; 1.70 г 8. Черниговская область; 2.38 г 9. Волынская область; 3.72 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͳ͹ Фототаблица 7. Продолжение 10. Ровенская область, Корецкий район; 2.37 г 11. Волынская область 12. Волынская область, Луцкий район; 1.66 г 13. Ровенская область, Гощанский район, близ с. Бугрин; 1.96 г 14. Ровенская область, Гощанский район, берег р. Горынь; 2.19 г 15. Ровенская область, Гощанский район, берег р. Горынь; 0.89 г 16. Тернопольская область, Борщёвский район, близ с. Устье; 1.69 г 17. Волынская область, Киверецкий район, на северной околице с. Чемерин; 2.26 г ͳͳͺ Фототаблица 7. Продолжение 18. Волынская область; 3.73 г 19. Киевская область, Ракитнянский район, летописный Торческ; 2.60 г 20. Ровенская область, Гощанский район, берег р. Горынь; 1.35 г 21. Ровенская область, Гощанский район, берег р. Горынь; 1.49 г 22. Ровенская область, Гощанский район, с. Дорогобуж; 2.74 г 23. Ровенская область, Радивиловский район; 2.56 г 24. Черниговская область, 20 км от г. Мена; 2.33 г ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳͳͻ Фототаблица 7. Окончание 25. Волынская область, Владимир-Волынский район, с. Бубнов; 1.78 г. 26. Волынская область, Владимир-Волынский район; 1.46 г. 27. Волынская область, Владимир-Волынский район, с. Бубнов; 2.02 г 28. Волынская область; 1.40 г 29. Ровенская область, Ровенский район; 3.03 г 30. Волынская область, Гороховский район, берег р. Луга около с. Ивановка; 1.28 г 31. Тернопольская область, Зборовский район, с. Кобзарёвка; 0.75 г 32. Житомирская область; 1.37 г 33. Волынская область, Луцкий район, у с. Коршев; 2.01 г 34. Волынская область, Луцкий район, у с. Жидичин, берег р. Стыр; 1.09 г ͳʹͲ Белецкий С.В., Петренко В.П., 1994. С. 233–234, сноска 26). Основателем традиции выпуска пломб был Ярослав Владимирович. Его пломбы были уменьшенными копиями поздних булл князя. После его смерти пломбы эмитировались членами «триумвирата Ярославичей» в своих центрах (переяславские эмиссии Всеволода пока не открыты); не исключено, что Игорь и Вячеслав Ярославичи тоже выпускали пломбы. Довольно скоро традиция была воспринята в независимой от Киева Полоцкой земле. После смерти Святослава Ярославича его сыновья были лишены вотчинных прав на Черниговский стол. Вскоре погиб и Изяслав. С 1078 по 1097 год пломбы выпускались действующим киевским князем, а также действующим главой клана Изяславичей. Возможно, отдельными выпусками отметился Олег Святославич. Продолжалась эмиссия в Полоцке. Любечский съезд утвердил полномочия региональных правителей, они также получили право выпуска пломб. Это хорошо заметно по эмиссиям Давыда Святославича Черниговского. Такой статус-кво сохранялся до 1132 г., или даже до 1139 г. От момента возникновения древнерусских пломб до этого времени господствовал, за небольшими исключениями, иконографический тип, где, по крайней мере, одна из сторон была занята изображением святого покровителя эмитента. Эта особенность сохранялась и в середине XII века. Поэтому нет ничего удивительного, что ал-Гарнати видел на кусочке чёрного свинца изображение царя. Что последовало за событиями 1130-х в «малой сфрагистике» Киевской Руси – остаётся пока неисследованным. Ясно только, что в Киеве во второй половине XII века преобладал иконографический тип пломбы «Святой / Святой». Таково наше видение эволюции «малой сфрагистики» в 1050–1130-х гг. Несомненно, это исследование должно восприниматься лишь как попытка набросать эскиз. Отдельные положения и атрибуции, вполне вероятно, уже в ближайшее время претерпят корректировки и дополнения – как в наших будущих работах, так и в трудах коллег, развёрнутой критики которых мы с нетерпением ждём. ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳʹͳ ʚ̀̊˽̈˸̊̋̈˸ Авенариус Н.П., 1890. Дрогичин Надбужский и его древности / «Древности Северо-Западного края», т. I, вып. 1 / Материалы по археологии России, Санкт-Петербург. Авенариус Н.П., 1897. Ещё несколько слов о дрогичинских пломбах / Труды IX АС в Вильне, т. 2, Москва. Алфёров А., 2010. Рубежи, рёбра, сорочьи лапки, крюки… Торговые пломбы Киевской Руси / «Антиквар», № 11 (48), Киев. Алфьоров О., 2011. Пломби дорогичинського типу: методологічні рекомендації до опису та каталогізації / «Сфрагістичний щорічник», випуск 1, Київ. Белецкий С.В., 1999. Знаки Рюриковичей на пломбах из Дрогичина (по материалам свода К.В. Болсуновского) / «Stratum plus», № 6, Кишинев, Одесса. Белецкий С.В., Петренко В.П., 1994. Печати и пломбы из Старой Ладоги (cвод) / «Новые источники по археологии Северо-Запада», Санкт-Петербург. Болсуновский К.В., 1894. Дорогичинские пломбы, найденные на берегах Западного Буга, ч. I, Киев. Боркевич Г.С., Ярошевский Н.А., 2017. Малая сфрагистика Галицко-Волынской земли II половины XII–XIII веков: находки последних лет / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 3 (спецвыпуск «Русь домонгольская»), Минск. Волков И.В., 2017. Монеты и свинцовые пломбы из раскопок 2016 годана Софийской набережной в Москве / «Археология русского города»: материалы научно практического семинара 2016 года («Труды САБ», том I), Москва. Галанов В.И., 2015. О находках дрогичинских пломб на территории Смоленска в ходе охранных раскопок 2004–2014 годов / «Эпоха викингов в Восточной Европе в памятниках нумизматики VIII–XI вв.», № 2, Старая Ладога. Гиппиус А.А., 2017. Берестяная грамота № 1072 и денежно-весовые системы средневекового Новгорода / Материалы международной научной конференции «Российский рубль: 700 лет истории», Великий Новгород. ͳʹʹ Гулецкий Д.В., 2016. Находки средневековых свинцовых пломб близ летописного Друцка / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 2, Москва. Гулецкий Д.В., 2017-1. Второй Друцкий комплекс свинцовых пломб / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 3 (спецвыпуск «Русь домонгольская»), Минск. Гулецкий Д.В., 2017-2. Ещё раз о денежном счёте домонгольской Руси / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 4, Москва. Гулецкий Д.В., Дорошкевич Н.А., 2018. Денежные пломбы полоцких князей XI–XII веков / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 5 (спецвыпуск «Сфрагистический сборник»), Минск. Ершевский Б.Д., 1978-1. Древнейшие печати новгородских посадников (1096–1117 гг.) / «Советская археология», № 2, Ленинград. Ершевский Б.Д., 1978-2. Об атрибуции новгородских печатей и пломб XII – начала XIII в. с изображением княжеских знаков / «Вспомогательные исторические дисциплины», выпуск X, Ленинград. Ершевский Б.Д., 1979. Об одной группе новгородских свинцовых пломб XII – первой трети XIII в. / «Вестник МГУ», серия 8 (История), № 4, Москва. Ершевский Б.Д., 1985. Дрогичинские пломбы. Классификация, типология, хронология (по материалам собрания Н.П. Лихачёва) / «Вспомогательные исторические дисциплины», т. XVII, Ленинград. Жуков И.А., 2012. Об атрибуции вислых печатей князей Рюрика, Володаря и Василько Ростиславичей / «Нумизматика и Фалеристика», № 4, Киев. Жуков, 2016-1. Меховые и кожаные деньги Киевской Руси / «Эпоха викингов в Восточной Европе в памятниках нумизматики VIII–XI вв.», № 3, Старая Ладога. Жуков И.А., 2016-2. Об атрибуции вислых печатей Полоцкого княжества XI–XII веков / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 2, Москва. Жуков И.А., 2017. Вислые печати великого князя Юрия (Георгия) Владимировича Долгорукого (1096–1157), княгинь Феодосии и Елены / «Нумiзматика i фалеристика», № 2 (82), Киев. Зайцев В.В., 2004. Находки «великокняжеских» пломб XIV–XV веков в Москве / «Археология Подмосковья»: материалы научного семинара, Москва. Леопардов Н.А., 1890. По поводу дрогичинских находок / Сборник снимков с предметов древности, находящихся в г. Киеве в частных руках, Киев. Лихачев Н.П., 2014. Материалы для истории византийской и русской сфрагистики / Избранные труды, том I, «Труды музея палеографии-II» (1930), Москва. Лучицкий И.В., 1892. По поводу дрогичинских древностей. Заметка к истории торговых сношений Ганзы с северо-западной и южной Русью / Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца, кн. 6, Киев. Кирпичников А.Н., Белецкий С.В., 2015. Открытие следов канцелярии XII–XIII веков в Старой Ладоге / «Эпоха викингов в Восточной Европе в памятниках нумизматики VIII–XI вв.», № 2, Старая Ладога. Котляревский А.А., 1865. Заметка к статье гр. К.П. Тышкевича: о свинцовых оттисках, найденных в реке Буге у Дрогичина / «Древности. Труды Московского археологического общества», т. I, вып. 2, Москва. Малозёмов Ю.П., 2014. Пломбы дрогичинского типа из Белоозера / «Эпоха викингов в Восточной Европе в памятниках нумизматики VIII–XI вв.», № 1, Старая Ладога. Монгайт А.Л., 1959. Абу Хамид аль-Гарнати и его путешествие в русские земли 1150–1153 гг. / «История СССР», № 1, Москва. Назаренко А.В., 1996. Происхождение древнерусского денежно-весового счёта / «Древнейшие государства Восточной Европы. Новое в нумизматике», Москва. Нечитайло В.В., 2013. Каталог древнерусских печатей X–XIII веков. Т.2. Киев. Олейников О.М., 2014. Двор смоленских князей (по результатам охранных археологических исследований на улице Ленина, 15 в Смоленске 2004 г.) / «Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья», № 7, Тверь. Перхавко В.Б., 2006. Торговый мир средневековой Руси, Москва. Петров Ф.Н., Пантелеева Л.В., 2014. Свинцовые пломбы древнерусской Дубны, Дубна. Путешествие Абу Хамида, 1971. Большаков О.Г. (редактор), Монгайт А.Л. (исторический комментарий), Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу, Москва. Стефанович П.С., 2017. Гривна как денежная единица: к спору меховистов и металлистов / Материалы международной научной конференции «Российский рубль: 700 лет истории», Великий Новгород. Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2017. Свинцовые пломбы XI–XII вв. с изображением святых и креста различных типов из северо-западной части Черниговской земли и Мстиславской волости Смоленской земли Киевской Руси (по сборам в Брянской области) / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 3 (спецвыпуск «Русь домонгольская»), Минск. Тигунцев Ю.Г., Гулецкий Д.В., 2018. Свинцовые пломбы XI – начала XIII вв. из северо-западной части Черниговской земли и Мстиславского удела Смоленской земли (по сборам в Брянской области). Часть 2. Пломбы с изображениями знаков и литер различных типов / «Русь, Литва, Орда в памятниках нумизматики и сфрагистики», том 5 (спецвыпуск «Сфрагистический сборник»), Минск. Тышкевич К.П., 1865. Свинцовые оттиски, найденные в реке Буге у Дрогичина / «Древности. Труды Московского археологического общества», т. I, вып. 2, Москва. Янин В.Л., 1970. Актовые печати Древней Руси X–XV вв., том 1, Москва. Янин В.Л., Гайдуков П.Г., 1998. Актовые печати Древней Руси X–XV вв., том 3, Москва. ʓ̌́˾̉́̌̏̍̍̆̄́̍˾̄̉̒̊˾̗́̋̇̊̈˽̗ǤǤǤ ͳʹ͵ Bołsunowski K., 1891. Znaki pieczętne na ołowiu (plomby znajdywane w Bugu pod Drohiczynem). Studyum sfragistyczne / «Wiadomości numizmatyczno-archeologiczne», №№ 1–2, Kraków. Lewicki T., 1956. Znaczenie handlowe Drohiczyna nad Bugiem we wczesnym średniowieczu i zagadkowe plomby ołowiane znalezione w tej miejscowości / «Kwartalnik Historii Kultury Materialnej», R. IV, № 2, Warszawa. Liwoch R., 2013. Plomby z Drohiczyna w zbiorach Muzeum Archeologicznego w Krakowie / «Археологія і давня історія України», выпуск 11, Київ. Musianowicz K., 1957. Wczesnośredniowieczny ośrodek handlowy w Drohiczynie, pow. Siemiatycze / «Wiadomości Archeologiczne», T. XXIV, Z. 4, Warszawa. ͳʹͶ Pawlata L., 2010. Plomby typu drohiczyńskiego w zbiorach muzealnych woj. Podlaskiego / «Podlaskie Zeszyty Archeologiczne», № 6, Białystok. Piotrowski M., 2017. Karol Bołsunowski i jego kolekcja plomb typu drohiczyńskiego. Ilustracja do rozważań o sprawczości rzeczy / «Radość gromadzenia. Sztuka porządkowania. Dawne kolekcje, wykazy, katalogi w perspektywie badawczej», Lublin. Wołoszyn M., Florkiewicz I., Garbacz-Klempka A., 2016. The «Sphinx of Slav Sigillography» – Dorogichin Seals in their East European Context (a preliminary report) / «Die frühen Slawen – von der Expansion zu gentes und nationes». Teilband 1: Allgemeine Beiträge, Langenweißbach.