This book presents the first large overview of late Soviet religiosity across several confessions and Soviet republics, from the 1960s to the 1980s. Based on a broad range of new sources on the daily life of religious communities,... more
This book presents the first large overview of late Soviet religiosity across several confessions and Soviet republics, from the 1960s to the 1980s. Based on a broad range of new sources on the daily life of religious communities, including material from regional archives and oral history, it shows that religion not only survived Soviet anti-religious repression but also adapted to new conditions. Going beyond traditional views about a mere "returned of the repressed", the book shows how new forms of religiosity and religious socialisation emerged, as new generations born into atheist families turned to religion in search of new meaning, long before perestroika facilitated this process. In addition, the book examines anew religious activism and transnational networks between Soviet believers and Western organisations during the Cold War, explores the religious dimension of Soviet female activism, and shifts the focus away from the non-religious human rights movement and from religious institutions to ordinary believers.
Research Interests:
Research Interests:
Research Interests:
Research Interests: History and Pilgrimage
The article focuses on legends about miracles in Judaism. Particular attention is paid to miracles in the context of the early Biblical period of the prophets and modern Hasidism; similarities in motives and plots are found between the... more
The article focuses on legends about miracles in Judaism. Particular attention is paid to miracles in the context of the early Biblical period of the prophets and modern Hasidism; similarities in motives and plots are found between the narratives of different times. The authors analyze in detail two 20th-century plots about miracles related to Chaim Zanvl Abramovich, known as the Ribnitzer Rebbe (1902–1995). The miracles that are told about him have many parallels with the legends about miracles performed by the founder of the Hasidic movement, Israel Baal Shem Tov (BeShT), who lived in the middle of the 18th century. The article reveals a connection between the Biblical and Hasidic miracle stories not only at the level of how the miracle is functioning in Jewish culture in general.
Research Interests:
The article examines the reflection in oral stories and written hagiographic collections of the image of Rybnitser rebbe, Chaim Zanvl Abramovich (1896–1995) as a holy fool – a person who does not conform to social norms of behavior... more
The article examines the reflection in oral stories and written hagiographic collections of the image of Rybnitser rebbe, Chaim Zanvl Abramovich (1896–1995) as a holy fool – a person who does not conform to social norms of behavior regarded as having a compensating divine blessing or inspiration. The combination of two characteristics – the canonization of the charismatic leader, and the adherence of this leader to some kind of deliberate strange behavior make it possible to draw certain parallels between the image of the tzaddik in Hasidism and the holy fool in the Christian tradition. The image of the Hasidic tzaddik is ambivalent; he combines two worlds, profane and sacred at the same time. He is understandable to his followers and strange to the uninitiated, which brings his perception closer to the attitude towards him as a holy fool among those who observe his actions and deeds from the outside. In the stories about the Rybnitser Rebbe, two opposite tendencies can be clearly t...
В статье разбирается отражение в устных рассказах и письменных агиографических сборниках фигуры Рыбницкого ребе Хаима Занвла Абрамовича (1896–1995) как юродивого. Сочетание двух характеристик – сакрализация харизматического лидера, и... more
В статье разбирается отражение в устных рассказах и письменных агиографических сборниках фигуры Рыбницкого ребе Хаима Занвла Абрамовича (1896–1995) как юродивого. Сочетание двух характеристик – сакрализация харизматического лидера, и приверженность этого лидера какому-то нарочитому странному поведению позволяют проводить определенные параллели между образом цадика в хасидизме и юродивого в христианской традиции. Образ хасидского цадика амбивалентен, он сочетает в себе два мира, профанный и сакральный одновременно. Он понятен своим последователям и странен для непосвященных, что сближает его восприятие с отношением к нему как к юродивому среди тех, кто наблюдает его действия и поступки со стороны. В рассказах о Рыбницком ребе отчетливо прослеживаются две противоположных тенденции. С одной стороны, его обычаи посыпать голову пеплом, ежедневно совершать омовения, раздеваясь догола в любую погоду и проч. не понятны для посторонних, не только для неевреев, но даже для евреев, уже успевших отойти от еврейской традиции или далеких от идей хасидизма. В таком случае его называют сумасшедшим, блаженным и т.п. С другой стороны, для преданных ребе хасидов, все его странные поступки наделены огромным религиозным смыслом, и лишь для того, чтобы спастись от властей, он вынужден прикидываться сумасшедшим. И в том, и в другом случае мы можем увидеть отчетливые параллели с представлениями о юродивых, как о странных людях не от мира сего, которые вскрывают истинные болевые точки материального мира и помогают остальным людям своим духовным подвигом.
Research Interests:
The article examines the practices associated with the veneration of the portrait of the Rybnitser Rebbe (Chaim Zanvl Abramovich, 1902–1995) that are currently common among natives of Rybnitsa (now Transnistria). The study is based on... more
The article examines the practices associated with the veneration of the portrait of the Rybnitser Rebbe (Chaim Zanvl Abramovich, 1902–1995) that are currently common among natives of Rybnitsa (now Transnistria). The study is based on field research in Rybnitsa in 2011–2019, as well as on the analysis of hagiographic literature in Yiddish and Hebrew, published in the United States after the death of the rebbe. The ambivalent attitude towards the depiction of the tzaddik is studied in the context of general ideas concerning portraits of rabbis in Hasidism. In many oral narratives, the motive of the constant justification of the practice of referring to the portrait of Chaim Zanvl remains. The image of the rebbe, a portrait printed on canvas, is kept in almost every family that remember the Rybnitser rebbe. The portrait was given to the people of Rybnitsa by the rebbe’s widow, who in the early 2000s collected materials for writing a hagiographic book about her husband. The photograph ...
В статье рассматриваются практики, связанные с почита- нием портрета Рыбницкого ребе (Хаима Занвла Абрамовича, 1902–1995), распространенные в настоящее время среди выходцев из Рыбницы (сейчас – Приднестровье). В основе статьи лежат... more
В статье рассматриваются практики, связанные с почита-
нием портрета Рыбницкого ребе (Хаима Занвла Абрамовича, 1902–1995), распространенные в настоящее время среди выходцев из Рыбницы (сейчас – Приднестровье). В основе статьи лежат полевые исследования в г. Рыбнице в 2011–2019 гг., а также анализ агиографической литературы на идише и иврите, вышедшей в США после смерти ребе. В контексте общих взглядов на портреты раввинов в хасидизме изучается амбивалентное отношение к изображению цадика. Во многих устных нарративах сохраняется мотив постоянного оправдания практики обращения к портрету Хаима Занвла. Изображение ребе, распечатанный на холсте
портрет, есть практически в каждой семье, которая помнила Рыбницкого ребе. Его дарила выходцам из Рыбницы вдова ребе, которая в начале 2000-х гг. собирала материалы для написания агиографической книги о муже. Фотография для портрета была выдержана в классическом стиле раввинских портретов XIX–XX вв. Ребе изображен сидящем над священной книгой, в ритуальном облачении – в талесе и с тфилин на голове, взгляд его направлен прямо на зрителя. Несмотря на то что у евреев не принято иметь иконы, картинки и т. п., из интервью выясняется, что портрет цади-
ка функционирует именно в этом качестве. С ним разговаривают, ему молятся, он висит в значимом месте дома или сопровождает последователей цадика в повседневной жизни в виде карточки в кошельке или картинки на брелоках, в автомобилях и на заставках телефонов. Кроме того, для выходцев из Рыбницы портрет Хаима Занвла становится иконой еврейской идентичности, оказывается способом социальной связи внутри общины и за ее пределами.
нием портрета Рыбницкого ребе (Хаима Занвла Абрамовича, 1902–1995), распространенные в настоящее время среди выходцев из Рыбницы (сейчас – Приднестровье). В основе статьи лежат полевые исследования в г. Рыбнице в 2011–2019 гг., а также анализ агиографической литературы на идише и иврите, вышедшей в США после смерти ребе. В контексте общих взглядов на портреты раввинов в хасидизме изучается амбивалентное отношение к изображению цадика. Во многих устных нарративах сохраняется мотив постоянного оправдания практики обращения к портрету Хаима Занвла. Изображение ребе, распечатанный на холсте
портрет, есть практически в каждой семье, которая помнила Рыбницкого ребе. Его дарила выходцам из Рыбницы вдова ребе, которая в начале 2000-х гг. собирала материалы для написания агиографической книги о муже. Фотография для портрета была выдержана в классическом стиле раввинских портретов XIX–XX вв. Ребе изображен сидящем над священной книгой, в ритуальном облачении – в талесе и с тфилин на голове, взгляд его направлен прямо на зрителя. Несмотря на то что у евреев не принято иметь иконы, картинки и т. п., из интервью выясняется, что портрет цади-
ка функционирует именно в этом качестве. С ним разговаривают, ему молятся, он висит в значимом месте дома или сопровождает последователей цадика в повседневной жизни в виде карточки в кошельке или картинки на брелоках, в автомобилях и на заставках телефонов. Кроме того, для выходцев из Рыбницы портрет Хаима Занвла становится иконой еврейской идентичности, оказывается способом социальной связи внутри общины и за ее пределами.
Research Interests:
В статье разбирается отражение в устных рассказах и письменных агиографических сборниках фигуры Сары Абрамович (ребецн Сурки) (1895(?)–1979), первой жены Рыбницкого ребе Хаима Занвла Абрамовича (1902(?)–1995). Образ спутницы цадика в... more
В статье разбирается отражение в устных рассказах и письменных агиографических сборниках фигуры Сары Абрамович (ребецн Сурки) (1895(?)–1979), первой жены Рыбницкого ребе Хаима Занвла Абрамовича (1902(?)–1995). Образ спутницы цадика в воспоминаниях людей, которые знали ее в повседневной жизни, отличается от идеализированной фигуры праведницы из сборников рассказов о ее великом муже. Особое внимание
в работе уделяется нетипичным функциям помощника ребе, габая, которые ребецн Сурка вынужденно выполняла для Хаима Занвла, когда жила с ним в советском городе Рыбница (1941–1973). Посредником, медиатором между посетителями и самим цадиком ребецн Сурка осталась даже после своей смерти, поскольку до сих пор на ее могилу в Иерусалиме приходят последователи и почитатели ее мужа, чтобы передать через нее свою просьбу. /
The article examines the reflection in oral stories and written
hagiographic collections of the image of Sarah Abramovich (Rebetsn Surka) (1895(?)– 1979), the first wife of the Rybnitser rebbe, Chaim Zanvl Abramovich (1902(?)–1995). The image of the tzaddik's companion differs in the memories of people who knew her in everyday life from the idealized figure of a righteous woman from the collections of stories about her great husband. Particular attention is paid to the atypical functions of the rebbe’s assistant, the gabay, which the rebetsn Surka had to perform for Chaim Zanvl when she lived with him in the
Soviet city of Rybnitsa in the years 1941–1973. Rebetsn Surka remained an intermediary, a mediator between the visitors and the tzaddik himself, even after her death, since the followers of her husband still come to her grave in Jerusalem to convey their request through her.
в работе уделяется нетипичным функциям помощника ребе, габая, которые ребецн Сурка вынужденно выполняла для Хаима Занвла, когда жила с ним в советском городе Рыбница (1941–1973). Посредником, медиатором между посетителями и самим цадиком ребецн Сурка осталась даже после своей смерти, поскольку до сих пор на ее могилу в Иерусалиме приходят последователи и почитатели ее мужа, чтобы передать через нее свою просьбу. /
The article examines the reflection in oral stories and written
hagiographic collections of the image of Sarah Abramovich (Rebetsn Surka) (1895(?)– 1979), the first wife of the Rybnitser rebbe, Chaim Zanvl Abramovich (1902(?)–1995). The image of the tzaddik's companion differs in the memories of people who knew her in everyday life from the idealized figure of a righteous woman from the collections of stories about her great husband. Particular attention is paid to the atypical functions of the rebbe’s assistant, the gabay, which the rebetsn Surka had to perform for Chaim Zanvl when she lived with him in the
Soviet city of Rybnitsa in the years 1941–1973. Rebetsn Surka remained an intermediary, a mediator between the visitors and the tzaddik himself, even after her death, since the followers of her husband still come to her grave in Jerusalem to convey their request through her.
Research Interests:
Отношение к кладбищам в еврейской традиции амбивалентно: оно является одновременно и сакральным объектом – на идише оно называется «святое место», хейлике орт, – и местом нечистоты, которое связано с нечистотой мертвого тела и может... more
Отношение к кладбищам в еврейской традиции амбивалентно: оно является одновременно и сакральным объектом – на идише
оно называется «святое место», хейлике орт, – и местом нечистоты,
которое связано с нечистотой мертвого тела и может осквернять людей. В статье рассматриваются практики, связанные с
паломничеством к могилам хасидских цадиков, распространенные в настоящее время в России, Украине, Израиле и США. В большинстве случаев мы имеем дело с различными вариациями почитания праведников в хасидизме, причем
многие индивидуальные практики на могилах цадиков перекликаются с историческими и мемуарными свидетельствами о поклонении этим же людям при их жизни. На могилах оставляют записки с просьбами о помощи, иногда кладут на них монеты и различные предметы, которые требуют благословения. Приходя к месту погребения, соблюдают правила поведения, установленные самими цадиками: не поворачиваются спиной к могиле, снимают кожаную обувь, читают определенные псалмы и молитвы. Отдельно в статье рассматриваются паломнические практики, связанные с субститутами могил праведников: с местами бывших захоронений, перенесенных в другую страну или к могиле жены праведника, которая находится в Иерусалиме.
оно называется «святое место», хейлике орт, – и местом нечистоты,
которое связано с нечистотой мертвого тела и может осквернять людей. В статье рассматриваются практики, связанные с
паломничеством к могилам хасидских цадиков, распространенные в настоящее время в России, Украине, Израиле и США. В большинстве случаев мы имеем дело с различными вариациями почитания праведников в хасидизме, причем
многие индивидуальные практики на могилах цадиков перекликаются с историческими и мемуарными свидетельствами о поклонении этим же людям при их жизни. На могилах оставляют записки с просьбами о помощи, иногда кладут на них монеты и различные предметы, которые требуют благословения. Приходя к месту погребения, соблюдают правила поведения, установленные самими цадиками: не поворачиваются спиной к могиле, снимают кожаную обувь, читают определенные псалмы и молитвы. Отдельно в статье рассматриваются паломнические практики, связанные с субститутами могил праведников: с местами бывших захоронений, перенесенных в другую страну или к могиле жены праведника, которая находится в Иерусалиме.
Research Interests:
The article deals with the custom of receiving from the hands of the Rebbe a blessing in the form of a coin-talisman, which appeared in the first half of the 19th century and very quickly became popular within various groups of Hasidim.... more
The article deals with the custom of receiving from the hands of the
Rebbe a blessing in the form of a coin-talisman, which appeared in the first half of the 19th century and very quickly became popular within various groups of Hasidim. Hasidim regularly made pilgrimages to their tsaddik or came for certain holidays, as well as to solve their personal problems at any time. They brought the Rebbe notes with requests for help, and also made a certain monetary offering, which is called “pidyon ha-nefesh” (literally – Redemption of the Soul). In response, they received a blessing and a coin from the tsaddik as a reward, and the value of this gift from the Rebbe for the Hasid greatly exceeded the physical
value of the object. The ritual was probably formed at the court of Israel Friedman (1797–1850), the Ruzhin Rebbe, but gradually became widespread in other Hassidic dynasties. We have considered a long-term, but existing in a somewhat transformed form until our days, the Hassidic tradition of giving money a symbolic meaning. The basic meaning is acquired by the physical and spiritual interrelation of the leader with his followers. The coin-talisman is valuable because it was touched by the tsaddik. It becomes a symbol of the Rebbe’s constant presence in the life of a Hasid. Contact magic acts not only during the life of the tsaddik, but also after his death, as he continues to perform his main function - to convey the requests of an ordinary person directly to God. Therefore, the practice of using coins-talismans continues even years later, after the death of the tsaddik, who issued the coin.
Rebbe a blessing in the form of a coin-talisman, which appeared in the first half of the 19th century and very quickly became popular within various groups of Hasidim. Hasidim regularly made pilgrimages to their tsaddik or came for certain holidays, as well as to solve their personal problems at any time. They brought the Rebbe notes with requests for help, and also made a certain monetary offering, which is called “pidyon ha-nefesh” (literally – Redemption of the Soul). In response, they received a blessing and a coin from the tsaddik as a reward, and the value of this gift from the Rebbe for the Hasid greatly exceeded the physical
value of the object. The ritual was probably formed at the court of Israel Friedman (1797–1850), the Ruzhin Rebbe, but gradually became widespread in other Hassidic dynasties. We have considered a long-term, but existing in a somewhat transformed form until our days, the Hassidic tradition of giving money a symbolic meaning. The basic meaning is acquired by the physical and spiritual interrelation of the leader with his followers. The coin-talisman is valuable because it was touched by the tsaddik. It becomes a symbol of the Rebbe’s constant presence in the life of a Hasid. Contact magic acts not only during the life of the tsaddik, but also after his death, as he continues to perform his main function - to convey the requests of an ordinary person directly to God. Therefore, the practice of using coins-talismans continues even years later, after the death of the tsaddik, who issued the coin.
Research Interests:
Research Interests:
Mixed Russian-Jewish marriages have long interested sociologists, demographers and specialists in ethnology and anthropology. Researchers are mainly concerned with issues of the ethnic identity and the problem of assimilation. At the same... more
Mixed Russian-Jewish marriages have long interested sociologists, demographers and specialists in ethnology and anthropology. Researchers are mainly concerned with issues of the ethnic identity and the problem of assimilation. At the same time, another consequence of such marriages of considerable interest is namely: the transformation of cultural values transferred to families where several national traditions intersect. In the paper, I’ve analyzed how the strongest "painful" points of traditional culture are actualized in the mixed marriages. The issues of naming children, celebrating Passover, weddings, funerals and memorial rites are the most popular topics when talking about tradition and cultural values and with non-mixed families in these regions. In the occasions of Russians falling into the Jewish traditional environment, we notice how they try to test and prove their basic stereotypes about the Jews they knew before: the bad weather on Jewish holidays, baking matzos and traditions around it, etc. For Russian-Jewish relatives, the choice of one or another ethno-confessional tradition shows whose values are stronger represented, more stable and prestigious. The search for compromises and the smoothing of conflicts strengthens such mixed marriages, and we meet many Russian-Jewish couples who lived happily together for years.
Research Interests:
Research Interests:
Research Interests:
Народный иудаизм: варианты религиозных практик (по материалам экспедиций к евреям Украины и Молдавии, 2004–2011) / Kaspina, Maria. (2016). "Folk Judaism: Variations of Religious Practices among the Jews of Ukraine and Moldova (Research Findings, 2004–11)", State, Religion and Church 3(1): 63-81.more
The article draws on the analysis of interviews with the Jews of
Ukraine and Moldova, who had lived the
Ukraine and Moldova, who had lived the
Research Interests:
Описание экспозиции музея истории евреев в России / Short describtion
Research Interests:
// Круг жизни в славянской и еврейской культурной традиции / Отв. ред. О.В. Белова. – М., 2014. С. 184 – 206. 1 п.л. Тираж 500. ISBN 978-5-7576-0324-7 – 356 c.
