В серию КРОТ-репортажей со смещенным взглядом был и такой прорыв —фотоотчет словившего осенний сплин аколита КРОТа Дарьи Викторовны о выдающихся витринах Белграда, города, уверенно продвигающего свой путь в упрек механическому консюмеризму европейских столиц и базарной давке восточных метрополий. Торговые ряды и лабазы сербской столицы раздвигают все вообразимые границы ущербанства и исцеляют от парализующих мысль потребительских конвульсий. «Выбирай сердцем, цени свое время» — беззвучно советуют нам братья-славяне и в этом они безусловны правы.
Здравница-2020 от Дарьи Викторовны:
«Здорово, что КРОТ-курилка продолжает рыть. Неожиданно, что ему— уже? почти? — десятилетие. Немножко смешно, что в отвалах откопался и мой текст. Кусок позапрошлой жизни лежит в нем нетронутый. Мне кажется, чем меньше обращаешься к прошлому, тем ценнее и неожиданнее выглядят его сокровища. Как будды в японских храмах, которых являют смертным раз в четыреста лет. Или те, настолько древние и священные реликвии Синто, что из почтения на них не глядели ничьи глаза полторы тысячелетия, и никто уже не помнит что это было, и лишь верят, что оно еще лежит в ветхой избушке за высоким забором. КРОТ для меня, наблюдающей с далекой стороны, это и реликварий для невероятного, и постоянно и непонятно меняющаяся структура, которая находит в себе возможность отвечать вызовам времени, настаивая на своей актуальности — и абсолютной факультативности одновременно».
Теплой осенью прошлого года, силой судьбы, вместо уединения в прибрежных пейзажах Черногории, я оказалась заложницей Белграда — города легкого, коварного и в реальной реальности проявленного слабо.
Я, как тварь социальная, начала маяться от необходимости жестко прогнуться под обстоятельства, не имея возможности с кем-либо обсудить их. Почти каждое вхождение в контакт начиналось с формулы «my english from taiga патамушта српски не разумем» и требовало нехилых эмо- и энерговложений в процессе.
После операции по покупке кофе и пончика желание постигать глубины сербской ментальности и обсуждать поэтику Хармса погибало от усталости.
В хостеле было скучно. В городе — бодро. Я собирала впечатления.
Чтобы как-то упорядочить их и победить чувство собственной никчемности — фотографировала. Не художественно. Даже не документально, а — хаотически, автоматически, панически, идейно.
Больше симулировала. Ловила разное, как бабочек в сачок. Одно ускользало, другое не помещалось, третье наползало и все чаще.
Граффити, велосипеды, вывески, деревья, памятники, нелепости.
И витрины.
В Белграде они, прежде всего, выполняют информационную, а иногда и образовательную функцию. Не размениваются на рекламную туфту. И часто вызывают вопрос: «что это?»
Вавилоны кастрюлек, культ ценников, летающие свитера, безрукие женщины, микрокопия самого большого храма на Балканах в окружении дамских каблуков, а также обязательные для сапожных мастерских гномы.
Иисус в витрине худматериалов. Составные манекены-«аватары» — у торговцев китайской дешевочкой. В витрине булочной — булки, строительного — краски, музыкального — диски. Ключи у ключника. Чемоданы у чемоданника. У адвоката — табличка «Адвокат».
Блеск.
Никаких подлизываний, соблазнений, «купи-купи». Фиг — все строго: товар лицом. Или боком. Как поместится. И, желательно, весь, что есть. Для наглядности. Украшательства встречаются. Самые наивные, почти что самоделки из подготовительной детсадовской группы. Сакральные предметы. Наследники, а то и оригиналы коммунистической эры.
Так началась охота. Появился сюжет. Поездка обретала смысл. Весьма условный. Этакий психологический костыль.
Но главное, как в том анекдоте, что я была при деле.
В Новом Саде (или Саду — как хотите), к примеру, мне было не очень – потому что очаровательнейший городок был слишком хорош для одного, потому что трудно совмещать фото и вело и – ни одной достойной витрины, ни одного примера убогости.
Белград же радовал находками до последнего дня. И фалафелем, кстати.
В общем, мне там понравилось.